Елена Квашнина - Привет, любимая (СИ)

      - Не только мое, - неожиданно успокоилась свекровь. - Теперь и Миша так думает.

      Почему-то я поверила ей. Сразу. Почему? Сама не знаю. Поверила. Ни на минуту не усомнилась. Холод заполз в сердце. Да так там и остался.

      - Зачем же вы звоните мне тогда?

      - Я считаю, вам надо обсудить детали вашего развода.

      И тут нервы мои не выдержали. Я попросту сорвалась на крик.

      - Ему надо, пусть он разводом и занимается. Я на это время тратить не буду.

      - Он сам подъедет, - предложила она. - Уговорить его?

      Ах, его еще уговаривать надо? Он виноват, а я суетиться должна?

      - Нечего ему тут делать. И, вообще, передайте вашему сыну, что меня для него нет. И не будет в течение ближайших пяти лет!

      Вот уже четыре месяца после этого разговора я боялась заглядывать в почтовый ящик. Вдруг там лежит повестка в суд? Вообще-то, в суд я сама ходила. Узнавала процедуру развода. Хотела досконально узнать, чего можно ждать от Мишки. Для себя решила на процесс не приходить. Но повестки по неизвестной причине боялась. Многолетняя обязанность выуживать из почтового ящика газеты была перепоручена тете Нине. А тетка не поняла, в чем дело. Восприняла все, как должное. И слава богу.

      Не могла же я теперь сказать Олегу правду?! Мол, со дня на день жду развода. Вот он сидит. Вертит в руках еще одну сигарету, смотрит на меня потемневшими глазами. Переживает. Еще один свой груз на него перекладывать? Он и так моими проблемами сверх меры загружен. Не могу ему правду сказать. Я вообще никому не могу об этом сказать. Умру на месте, если кто-нибудь узнает. Представляю себе: заявляюсь в суд со своим животом. В том случае, если изменю решение. И что? Начинаются разборки? Благодарю покорно. Хватит с меня. Вот рожу дочку, тогда и подумаем о разводе. Если Мишке так свободы хочется. Отлично понимаю, что постоянно противоречу сама себе. Логики никакой ... Бог с ней, с логикой ... Чересчур душно стало ...

      Олег свернул разговор, видя, что мне становится нехорошо. Уложил меня на диван. Принес воды. Больше ничего не сказал. Но я его знала. Знала не хуже, чем он меня. Возвращаться к мучительной теме все равно будет. Потому и стала избегать его неурочных визитов. Он все понял. Он всегда все про меня понимал.

* * *

      - Ну-с, Александра Владимировна, наконец-то и вы к нам, - приветствовал меня старинный, еще по институту, друг Рыжего.

      - Здравствуйте, здравствуйте тезка, - улыбнулась я.

      Приемный покой шестого роддома навел на меня тоску своей стерильностью, серой масляной краской стен и холодным белым кафелем. Мишка был бы доволен. Он любил такой безжизненный порядок в больницах. А мне стало тошно. Я была рада увидеть знакомое лицо. Тем более, что никто меня сюда не провожал. Я сама себе вызвала "скорую". Тетя Нина только помогла собрать вещи. Да и как она могла меня проводить, когда ей самой требовался провожатый?

      - Что же это, Алечка, вы одна? Без мужа? А?

      - Его сейчас нет дома, - вывернулась, втайне надеясь, что Саша не будет больше затрагивать эту тему. Саша ... Вот беда-то! Не могу вспомнить его отчество. А на работе надо называть людей по имени отчеству. Ну, какое же оно у него? Нет. Не помню ...

      - Давайте-ка, я вас посмотрю, - предложил он.

      Я устроилась на клеенчатой кушетке возле письменного стола. Ощущение не из приятных. Добро бы, осматривал незнакомый мне мужчина. Но с Сашей мы раньше не раз распивали хорошее грузинское вино у него дома. На именинах. Мишка всегда покупал ему в подарок курительную трубку. Выискивал позамысловатей. Саша не курил, просто трубки собирал ... Надо же. Коллекцию его вспомнила, а отчество - ну никак! И фамилия Сашина почему-то забылась. Склероз что ли начинается? Ой!

      Боль широкой лентой охватила живот и спину. Ударила в поясницу. Сейчас заплачу. Мамочка ... Стоп! Не раскисать! Мне нельзя раскисать! Я должна быть сильной. Пожалеть некому. И я все вынесу. Мы все с дочкой вынесем. Почему-то я была уверена, что родится дочка. Мне так хотелось именно девочку. И без отца растить легче, и дочка всегда ближе к матери, чем сын... Да что же так больно-то!

      - Рожать сегодня будем обязательно, - прогудел Саша, снимая резиновые перчатки. - Вы знаете, что переходили неделю?

      Он стоял у раковины. Мыл руки. Высокий, сутулый. Халат морщился на спине мягкими складками. Вот у Рыжего никогда никаких складок не образовывалось. Он любил и носил только жестко накрахмаленные халаты...

      - Все сама знаю, Сашенька. А что делать? У меня вон вес, какой! Вся распухла.

      - Ничего. Мы роды простимулируем. Пузырь проколем. Я понятно объясняюсь? Все будет в лучшем виде, - пообещал он, снимая с вбитого в стену гвоздя вафельное полотенце. Мишка вот точно так же отвратительно долго и тщательно вытирал руки.

      - Сами до родильного отделения дойдете? Или на каталке?

      - Дойду.

      Он вызвал медсестру.

      Меня отвели в душевую. Клизма. Душ. Короткая, выше колен больничная рубашка. Жесткие, заскорузлые тапочки. Велики, между прочим. Ой, мамочка! Больно как! А надо пройти этот длинный, унылый коридор. Ничего. Скоро все закончится. Потерплю.

      Я вошла в предродовую палату улыбаясь. Пыталась улыбкой заглушить в душе острое ощущение тревожной неизвестности. Никого. Неужели я первая? Восемь коек. Без настоящих одеял, с коротенькими пеленками. Ладно, на дворе - июнь месяц, не замерзну. Ой, мамочка! У-у ... Которая из коек моя? На стене, напротив большого окна - часы. Восемь тридцать вечера. Сегодня или завтра я рожу. Лучше, конечно, чтоб сегодня. Начнется совсем другая жизнь. Да. Другая. А какая? Боль снова туго охватила поясницу и живот. Скоро, уже скоро ... Я опять улыбнулась.

      - Чему вы все время улыбаетесь? - удивился Саша, неожиданно появляясь из-за ширмы со шприцем в руке.