Елена Квашнина - Привет, любимая (СИ)

      - О чем с ней говорить? С этой стервой? - отмахнулся Олег. - Плакала. Обещала, что больше не будет. Как маленькая, ей-богу. Двадцать пять лет девке. Сюда собралась. Прощения просить.

      - Вот ее сюда не надо, - заволновалась тетка. - Так ей и передай: и на порог не пущу!

      - Смеетесь, теть Нин? Я сам ее к Альке близко не подпущу. Альке теперь о ребенке думать надо. Хватит с нее уже неприятностей.

      - А Миша-то? Миша? - всполошилась тетка. - Так и не знает ничего?

      - Откуда?

      - Неужто ты ему не сказал? Чтоб тебе хоть полсловечка ему намекнуть. Ведь он бы тогда ни за что от нее не ушел. Хоть под расстрел!

      - Да я его и не видел почти. А потом, скажи вот так и еще больше дел наделаешь. Как я могу, если она сама не хочет? Дело-то не мое.

      Вот именно. Не ваше это дело, дорогие товарищи. Мое. И ребенок мой.

      Я опять вернулась на кушетку. Поправила покрывало и легла лицом к стене, уткнувшись носом в выцветшие зеленые обои. Никаких абортов. Рыжий хотел ребенка? Хотел. Я рожу. И справлюсь без всякой помощи. Назло всем справлюсь. Никто меня слабой не увидит.

* * *

      Обещать себе стать сильной - легко. На деле же оказалось, что это совсем не просто. Беременность протекала кошмарно, с изрядным токсикозом. Постоянно рвало. Транспорт я не переносила совсем, а есть могла только капусту.

      На работе ничего не знали о моих семейных обстоятельствах. Все время подшучивали надо мной и моим мужем. Валька Прохоров советовал нам организовать совхоз по выращиванию гигантских кочанов. Слушать его плоские шутки было невыносимо. Улыбаться и делать вид, что все замечательно - и того хуже. Но я как-то справлялась. Никто ни о чем не догадывался.

      Дома было легче. Тете Нине провели профилактический курс лечения. Она потихоньку поправлялась. Стала выходить из дома на пять-десять минут. Олег привез ей из деревни ее швейную машинку "Зингер", и она по полдня стрекотала ею. Сначала нашила мне широченных платьев. Из своих старых запасов навыбирала ситцев немыслимых расцветок. Я только ужасалась. Затем она взялась за пеленки, подгузники и все такое прочее. Таня предложила ей свою электрическую "Тулу" на время. Тетя Нина наотрез отказалась:

      - Мне на "Зингере" сподручней, а с твоей "Тулой" я и не управлюсь.

      Олег с Таней приезжали часто. На мой взгляд, они суетились возле нас не в меру. Или просто Татьяна пыталась заглушить в себе чувство вины? Глупая. Ее вины не было никакой. Одна я была во всем виновата. Значит, мало любила Мишку, если он потянулся к Светке. Не он от меня ушел. Я его прогнала. Существовала реальная возможность его удержать. Но ведь сама не захотела. Скажи я ему тогда хоть слово... Ведь промолчала... Надеялась, он сам что-нибудь скажет. И он ничего не сказал...

      Вообще, Олег с Таней меня раздражали. Они стали чересчур шумными. Готовились к предстоящей свадьбе. Я смотрела на них и вспоминала, как выходила замуж сама. Ни фаты, ни белого платья, ни гостей, ни прочей мишуры. Тогда свадебный антураж представлялся совершенно несущественным. Важно было, что заканчивается наша партизанщина, что будем вместе. Не два-три раза в неделю, а каждый день. Все время. Сейчас я задним числом пожалела об этом: о белом платье, о возложении цветов к вечному огню. Вероятно, потому я с нарастающим азартом принимала участие в обсуждении вопросов: фата или шляпа, "Волга" или "Чайка"? Кроме всего прочего, мне предстояло быть свидетельницей со стороны Тани. Я страшно растерялась, когда услышала о своей ответственной роли в первый раз.

      - У тебя что, больше подруг нет?

      - Почему? - улыбнулась Таня. - Есть, конечно.

      - Ну, вот и выбери кого-нибудь из них. Положено, чтобы свидетельница была незамужней.

      - А у меня все подруги давно замужем.

      - Таня! Ты себе представляешь, как это будет выглядеть? Свидетельница во-от с таким животом, - я развела руками.

      - У тебя очаровательный живот, - рассмеялась она. - Он меня вдохновляет.

      Ну, поговори с ней! Живот мой своими размерами действительно мог напугать кого угодно. Для срока в шесть месяцев он был слишком огромен.

      - Там у тебя двойня, наверное, - вздыхала тетка.

      - Ох, нет, - пугалась я. - Двойню мы не потянем.

      - Потянем, - успокаивала она меня. - Куда мы денемся?!

      Мой папочка, который раньше почти не вспоминал про нас, занятый новой семьей, вдруг почувствовал угрызения совести. Они с Евгенией Петровной тоже часто приезжали к нам. Холодноватая и чопорная Евгения решила для себя, что неплохо стать бабушкой. И выполняла теперь свое решение с необыкновенным пылом. Ее собственные дети потомством обзаводиться не спешили. Она махнула на них рукой и занялась падчерицей.

      - Ты совершенно ничего не ешь, - возмущалась Евгения, выставляя из сумки на стол банки, коробки, пакеты.

      - Да не могу я ничего есть, - мне приходилось отбрыкиваться. - Только капусту.

      - Это у тебя аллергия, - заявляла она. И в следующий раз на столе вместе с продуктами выстраивалась целая батарея пузырьков и коробок с лекарствами.

      Короче, меня замучили вниманием. Отдыхала я только в обществе Олега, когда он приезжал один. Но это происходило не слишком часто. А после одного нашего разговора стала избегать встреч и с ним.

      Он как-то приехал без Тани. Выглядел хмурым. И все не начинал разговор, хотя видно было, что хочет. Не решался? Ходил по комнате, трогал пальцами книги на полках. Потом пил с нами чай на кухне. Помогал мне готовить ужин. Поужинал с нами. Наконец созрел.

      - Аля! Ты не хочешь со мной поговорить?

      Я удивленно взглянула на него.

      - О чем?

      - О себе.