Лариса Соболева - Миф о вечной любви

– Прекрати! – заорала Дина, если честно, порядком испугавшись. Но когда маленькая фурия развернулась к ней и вознамерилась бросить в нее канделябром, выставила указательный палец: – Попробуй кинь! Я не Лелька, от жалости не скукожусь! Сразу вызову психушку, плевать мне на твои заскоки. Месяц бесплатного содержания там тебе гарантирую.

Подсвечник полетел в стену, попал в картину. Потом еще ваза… Потом Олеся носилась по гостиной с одной целью: разрушать. А Дина сидела за столом, под грохот и рев фурии ела бутерброды и тихо мямлила, вряд ли ее слышала вдова:

– Бей, бей. Не ты же зарабатывала на все эти штучки. Теперь придется вкалывать, если, конечно, болезнь не затянется. Дошло наконец, что Руди с любовницами развлекался? Не жалко мне тебя, бутончик ты наш нераскрытый. Вот, раскрываешься. А я подозревала, что ты прикидывалась ласковой киской, вон как полезла суть, когда тебя обидели, да отплатить некому. Мне-то из вас никто не сочувствовал, советовали причину в себе искать, за что я брошена мужем с двумя детьми. Подруги хреновы…

Через сорок минут Олеся выдохлась, собственно, разбивать и ломать в гостиной было уже нечего, а идти и заниматься крушением в других комнатах – зрителей там нет. Она упала в ту же позу на диван, и наступила долгожданная тишина. Дина пила чай, а через час вернулась Леля, да так и застыла на пороге с вытянутым лицом:

– Что здесь произошло?

– Наша малышка пошалила, – Дина засобиралась, забрасывая в сумочку косметику. – Не зови меня больше, не приеду, с ней опасно наедине находиться – убить может. Такая маленькая, а сущая дьяволица…

Олеся ознаменовала ревом услышанную ядовитую реплику – это же больно, когда не встречаешь понимания и сострадания. Леля замахала Дине: мол, иди к черту, а та и рада убраться. Сама же Леля села на диван и обняла рыдающую Олесю, напоминавшую уродливое дитя – никому не нужное, но без меры, до отвращения капризное.

Михайлова мучило: кто в его парке мелкий воришка и почему он молчит, зная, что приключилось с Нефедовым? Не ради Глеба, а ради себя почему молчит? Неужели не догадывается, для кого крал полотенце? В таком случае он родился без мозгов. Тебя просят об услуге (не безвозмездной, разумеется), ты ловишь момент, когда ключик от шкафчика валяется бесхозным – Михайлов установил индивидуальные шкафы, как в спортклубах, ведь у каждого есть вещи, которые желательно оставлять на работе, а не таскать в машине. Итак, ключ нужно добыть, впрочем, в умелых руках и гвоздь его заменит, не в том суть. После того как Глеба арестовали, воришка должен был догадаться, на кого он усердно поработал. Почему не испугался и не побежал в полицию? Не понимает, что его могут стереть? Неужели идиот? Тогда он проколется, если создать ему условия.

– Условия? – озадачился Наумыч, именно с ним Михайлов обсуждал, как ловить вора. – Я ни разу не слышал, чтоб у нас воровали. Как же создать условия? Для кого? Что привлечет вора?

– Если воровали по мелочам, то вряд ли водители докладывали тебе, – предположил Михайлов.

– А если не воровали? – возразил Наумыч. – Если полотенце Глеба – единичный случай? Как же его ловить? Собрание собрать и напрямую спросить? Не признается.

Задумавшись, Михайлов подошел к окну-панораме. Глянул вниз, и на ум пришел естественный вопрос: неужели среди этих мужиков, производивших впечатление морально здоровых, выросла гнида и спряталась в подполье? У многих водил высшее образование – так сложилось, когда опыт вождения стал единственным заработком, есть совсем молодые парни. Наумыч нюхом чует, кого берет под крышу таксопарка, и обычно не ошибается. Он работал еще с отцом Михайлова, когда тот руководил транспортными службами города, в людях разбирается, ведь водители – особая каста. К сожалению, больше таких кадров у Михайлова нет, поэтому дело страдает, особенно в секторе маршруток, но на тот участок Наумыча не заманишь даже повышенной зарплатой.

– Надо опросить всех, – сказал Михайлов, – но так, чтоб неявно было… невзначай коснись… Как думаешь?

Наумыч посопел, нахмурившись, и придумал более простой вариант:

– Для начала давай вызовем Рыбалкина. Все же он трется среди таксистов, знает каждого лучше, чем я. Надеюсь, ты не думаешь, что его завербовал убийца?

– А он сейчас где? – не ответил Михайлов.

– На смене. Так приедет. Звонить ему?

– Звони.

6

Пройдя почти весь жизненный путь – осталось-то немного по-любому, и Косая улыбнется и ему, – Юрий Петрович научился беречь нервы, а значит, жизненные силы. Научился вызывать у себя состояние полного покоя при любых обстоятельствах, но даже он не всегда выдерживал, сталкиваясь с абсолютным безразличием тех, кто обязан хотя бы для виду что-нибудь делать.

– Как собираетесь? – возмущенно распекал он оперативников, которых срочно вызвал. – Никто из вас не выполняет своих обязанностей! Что делать дальше будете? Вы ж ничего не умеете. И не хотите уметь, иначе хотя бы спросили, что да как.

Ему казалось, что никакого отклика нет, Юрия Петровича задело отношение молодежи, в их равнодушии он усмотрел неуважение к нему, его практике, опыту, знаниям. Раз ничего не помогает, пора ударить по самолюбию:

– Девчонка, двадцать четыре года… вы, конечно, не намного старше, но все же мужчины, учились! Тем не менее она, а не вы, раздобыла массу информации. Нужной!

– Никто не хочет давать показания, – подал голос Артур.

– А, простите, за что вам деньги платят? – взревел Крайний. – Вы обязаны с людьми работать. Но у нее есть стимул: муж сестры на нарах, а у сестры угроза выкидыша.

– Юрий Петрович, – поднялся еще один юный сыщик, Ваня, – море улик говорит за Нефедова, даже рост убийцы!

А ведь Крайний однажды посоветовал им мозгами покрутить и найти ляпсусы убийцы, не-а, не крутили.

– Ладно, открываю карты, – сказал он, понизив тон, когда увидел, что ребята расстроились. – Главная ошибка убийцы – недопустимо много ляпсусов, аж четыре! Это полотенце, стакан и два окурка – считаю оба окурка отдельной ошибкой. Раз преступник столь неаккуратный, почему мы не нашли хотя бы еще один идентичный отпечаток?

– Работал в перчатках, – предположил Артур, вообще-то, и второклассник сейчас в курсе, что преступления совершаются в перчатках.

– Правильно, – прищелкнул пальцами Крайний. – Но кто мне объяснит, зачем ему понадобилось снимать перчатки? Чтоб попить? Кстати, что именно он пил – неизвестно, стакан попал в руки криминалиста сухим, но с отпечатками. Допустим, пил воду.

– Это вообще не логично, – рассуждал Артур. – Какая вода, когда надо сваливать после убийства?

Наконец-то Крайний заставил юную поросль шевелить извилинами, что его жутко воодушевило: