Татьяна Устинова - Всегда говори «Всегда» – 4

Его слова прервал грохот сверху. Ольга вздрогнула, замерла и… закричала от ужаса. Прямо перед ней – на несколько ступенек выше, – словно из-под земли выросла фигура в лохмотьях. Отвратительный рот с гнилыми пеньками зубов скалился в уродливой страшной ухмылке, скрюченные грязные пальцы потянулись к ее сумочке.

Ольга отпрянула назад, каблук подвернулся, и если бы сильная рука Егора не подхватила ее, она кувырком полетела бы с лестницы. Чудовище захохотало – надтреснутым, гулким голосом, – эхо усилило этот жуткий хохот и понесло по всем закоулкам старого дома.

Ольга вырвала у Егора руку и понеслась вниз, перепрыгивая ступеньки, не замечая ни высоченных шпилек, ни узкой юбки, в которой и при обычных обстоятельствах невозможно широко шагнуть, не то что бежать… Хохот отдалялся, постепенно затихал… Она выронила сумку и все-таки подвернула ногу, но боли не почувствовала и продолжала бежать, даже когда с ноги слетела туфля.

Очнулась она возле машины. Сердце колотилось в ушах… Но хуже было другое. На пустынной улице не оказалось ни души – словно в фильме ужасов, словно в кошмарном сне…

«А вдруг Егора… убили? – пришла в голову дикая мысль. – Ведь в тех скрюченных пальцах блеснуло что-то вроде ножа»…

Телефон остался в сумочке, ключ от машины был у Егора. Она ничего не могла, – ни вызвать полицию, ни рвануть на машине за помощью, она даже закричать не могла, потому что голос от страха пропал. Ольга уже хотела бежать – в ту сторону, откуда они приехали, где были люди, – но тут из парадной вышел Егор. Он был жив, здоров, невредим и вполне доволен. В одной руке он нес туфлю Ольги, в другой – ее сумку.

– Испугались? – как ни в чем не бывало спросил он. Ольга слова не успела сказать, как он повесил сумочку ей на плечо и, наклонившись, взял за ступню и надел туфлю. – Это бомж, я ему денег дал, – беспечно сообщил Погодин. – Васей зовут, он представился…

– А вы? – только и смогла сказать Ольга.

– Что я? – Егор смеющимся синим взглядом уставился на нее.

– Вы ему тоже представились?

– Нет, я же говорю, денег дал…

Ольге стало вдруг стыдно – за свою панику, за малодушный побег, за туфлю, свалившуюся с ноги, и особенно за то, что она сама не догадалась дать Васе денег.

Разве может в старинном особняке обитать злодей? Только милое привидение, которому зачем-то необходимы деньги…

– Вы не предупредили, что экскурсия будет экстремальной!

– Извините. Я вообще-то планировал романтическую…

И опять этот синий обволакивающий взгляд, который в сочетании с двусмысленным заявлением не то чтобы смущал – приводил в смятение.

Снова захотелось позвонить Сергею и сказать, что она проваливает командировку, потому что… выглядит дурой и не знает, как себя вести.

– Пойдемте, – протянул ей руку Егор. – Экскурсия продолжается!

Петербург нетуристический был прекрасен.

В нем не было парадного лоска, зато оказалось больше тепла и души, недоговоренности, загадок и тайн, тонкого намека на вечность и неброской красоты…

В нем ощущалось что-то, от чего замирало восторженно сердце и опять – опять хотелось взять холст и краски и попробовать запечатлеть эту зыбкую, ускользающую в ту самую вечность призрачную красоту.

Это был совсем другой Петербург – с неширокими улочками, полуобвалившимися фасадами, выщербленными колоннами, фантастическими барельефами, узорчатыми карнизами, чередованием широких окон и узеньких бойниц…

Если бы не болела нога, если бы не шпильки, которые подворачивались и застревали в трещинах старого асфальта и редких «проталинах», мощенных камнем, Ольга ходила бы и ходила…

– Устали? – заметив, что она прихрамывает, спросил Егор.

– Нет! А еще… много?

– Значит, устали… – Он с сожалением взглянул на ее многострадальные ноги. – Еще один рывок, хорошо? Последний!

– Да сколько угодно! – через силу улыбнулась Ольга.

Нога болела так, что слезы наворачивались.

Она сделала шаг, два… и едва не упала. Егор подхватил ее, обняв за талию.

– Я просто ногу натерла, – Ольга попыталась высвободиться из его объятий, но сил не хватило, и больная нога опять подвернулась…

– Я же говорил, что лучше кроссовки, – совсем рядом с ее лицом произнесли губы Погодина и улыбнулись, обнажив ровный ряд белоснежных зубов.

Нужно было спасаться от этих слишком дерзких губ и командировку спасать – от излишней романтики, – но Ольга ничего не успела сделать. Погодин подхватил ее на руки и куда-то понес.

– Пустите! Поставьте меня немедленно! Вы что делаете?! – крикнула Ольга – глупо, очень провинциально крикнула, – потому что не знала, как пресечь романтические порывы Погодина.

– Я вашу ногу жалею! К тому же я обещал, что будет романтично!

Пришлось хватать его за шею, чтобы не упасть… Пришлось позволить ему донести себя до кафе.

В конце концов, успокоила себя Ольга, он совсем мальчик. Я не могу ему нравиться, потому что лет на десять старше. Он просто спасает мою ногу, и правильно делает, ведь я больше шагу ступить не могу…

Если бы не столики, накрытые льняными белыми скатертями, Ольга подумала бы, что Егор принес ее в картинную галерею.

На стенах висели пейзажи – удивительные, написанные легкими импрессионистскими мазками.

Ольга, прихрамывая, подошла к столику и села, не отрывая глаз от картин. В них чувствовалась одна рука, один взгляд на мир – талантливого, проницательного художника.

Погодин, заметив ее интерес к картинам, ничего не сказал, а протянул меню со своей обычной загадочной улыбкой.

И совещание не совещание, и кафе не кафе… Сплошные сюрпризы.

– Честно говоря, я так устала, что не могу сосредоточиться, – Ольга даже не стала открывать кожаные корочки с благородной потертостью. Она была не уверена, что это меню. Скорее – программа какого-нибудь поэтического вечера…

– Если позволите, я закажу на свой вкус. – Егор раскрыл корочки, пробежал глазами «программку» и продиктовал официанту, который незаметно вырос у столика: – Перепелиные яйца пашот, заливные пельмени по-славянски, цезарь и пятилетний брют. Вот так, незатейливо, но изысканно, – подмигнул он Ольге.

Когда официант ушел, Егор кивнул на картины.

– Константинов Андрей Павлович, – пояснил он. – Мой учитель. Я до выпускного класса ходил в детскую художественную школу. Андрей Палыч возлагал на меня большие надежды, мечтал, что я буду поступать в Суриковское училище.

– А вы?

– Испугался. Да и, честно говоря, не видел себя в будущем художником. Что это за профессия? Как конкретно я смог бы зарабатывать деньги? – Он бросил взгляд на картины, словно лишний раз убеждаясь, что этим не заработаешь.