Татьяна Устинова - Близкие люди

— У тебя неприятности, да, пап? — В глазах у него прыгал страх, и Степан ненавидел себя за то, что его сыну было так страшно.

— У меня все время какие-нибудь неприятности. — Он старался быть как можно более убедительным. — Ничего такого. Я справлюсь. Только ты, пожалуйста, не пугайся так сильно.

Он положил ладонь на золотистую макушку и посмотрел на Ингу Арнольдовну.

— Я должен уехать, — сказал он, хотя это и так было совершенно ясно, — вы сможете с ним побыть еще часок? Если нужно, я заплачу дополнительно, и домой вас отправлю на такси, и за такси тоже заплачу…

Она выслушала всю тираду совершенно хладнокровно.

— Да, — сказала она и повернулась к Степану спиной, чтобы достать с полки чашки, — конечно, мы вполне сможем еще немного побыть вместе с Иваном. Только я считаю, что, прежде чем уехать, вам непременно следует выпить чаю.

Акцент — или не акцент, а какая-то странность речи — неожиданно проступил особенно отчетливо, и Степан подумал, что она, наверное, начинает так говорить, когда злится или чего-нибудь не понимает.

— Я не могу сейчас ничего пить, — пробормотал он. — У меня ЧП на работе.

— Оно ведь все равно уже произошло, — отрезала Инга Арнольдовна и показала глазами на Ивана. — Десять минут вряд ли будут иметь значение. Садитесь, Павел Андреевич.

Она что, совсем ничего не понимает? Сказано же — неприятности на работе! Чаи распивать ему некогда, ведь ему даже неизвестно, что именно там стряслось! Хорошо, если на самом деле трупов нет!

— Пап, садись! — словно очнувшись, заверещал Иван и поволок в сторону тяжелый стул, чтобы отцу было удобнее сесть и не осталось никаких сомнений, стоит или не стоит пить чай. — Садись, пап! Это же очень быстро, пять минут всего. И молока можно налить, чтобы было похолоднее!..

— Вот ваша чашка. Вы в самом деле будете с молоком? Нет? Так я и думала. Это печенье. Пока Валентина Ивановна убиралась, мы испекли. Иван, давай сыр и ветчину, я думаю, что мы должны предложить твоему отцу бутерброды. Иван, какой джем ты будешь, малиновый или клубничный?

Мягко чмокнул закрывшийся «Электролюкс». Щелкнула крышка на щегольской немецкой банке с джемом. Звякнула ложечка. Вода полилась в кружку с тем особенным глухим звуком, который может издавать только крутой кипяток.

Запахло свежезаваренным чаем, малиной и булками.

Степан схватился за карман, в котором должны были быть сигареты.

Эти звуки и запахи были из другой жизни. Не из жизни Павла Степанова. Они не могли и не должны были иметь к нему отношения. Они расслабляли. Уничтожали оборону. Их следовало срочно заглушить. Вот… хоть сигаретами.

«Успокойся, — приказал он себе, — она затеяла это вовсе не для того, чтобы поймать тебя на чем-нибудь. Она затеяла это ради твоего сына, которого до дрожи напугал телефон. С ним нужно попить чаю, и он удостоверится, что все не так страшно».

— Ты не жди меня, ложись спать, — сказал Степан, прихлебывая чай, — Инга Арнольдовна меня дождется, а ты не жди.

— А она до тебя не уедет? Инга Арнольдовна, вы не уедете?

— Я же не оставлю тебя одного в пустой квартире, — ответила она рассудительно, — зачем ты еще кладешь сахар? Вполне достаточно джема.

— Я люблю, когда сладко, — сказал Иван упрямо, и Степан покосился на него из-за своей кружки. Очевидно, эти разговоры велись уже не в первый раз, и в Ивановом тоне звучали знакомые капризные нотки, что означало, что он уже вполне пришел в себя, для того чтобы спорить и отстаивать свои права на сладкий чай.

Да. Прибалтийская крыса вполне знала свое дело. И совершенно очевидно, она знала его лучше, чем идиотка Клара, дай Бог ей здоровья и счастья в личной жизни.

— Большое спасибо, — неловко сказал Степан Инге Арнольдовне и даже как будто поклонился слегка. Они некоторое время рассматривали друг друга, а потом он добавил:

— Все было очень вкусно. Печенье особенно.

Она молча кивнула.

Иван, совершенно успокоенный, выскочил его проводить и только попросил напоследок:

— Ты все-таки постарайся не очень поздно, пап.

— Я постараюсь, — пообещал Степан.

Ингеборга услышала, как хлопнула входная дверь, как щелкнули замки, и мимо нее, топая, промчался Иван, чтобы посмотреть с балкона, как отец сядет в машину.

«Все было очень вкусно. Печенье особенно».

Она усмехнулась и поставила в раковину его пустую кружку.

Он так и не попробовал печенье — она знала это совершенно точно, — поэтому не мог знать, вкусное оно или нет.

Он благодарил ее вовсе не за чай и не за печенье.

Странный человек Павел Степанов.

На лестничной клетке курил прораб, и Степан до того изумился, что даже не сразу ринулся из лифта в коридор, где громко разговаривали какие-то люди и пылал свет. Прорабу было совершенно нечего делать в офисе, да еще в одиннадцатом часу вечера.

— Здорово, Петрович. Ты как тут оказался?

Петрович суетливо, как обычно, переложил сигарету из правой руки в левую и сунул правую Степану с таким видом, как будто сомневался, захочет Степан ее пожать или нет. Почему-то на Степана это подействовало успокаивающе.

— Да никак, Павел Андреич. За бланками я заехал, у нас ни одного бланка чистого не осталось и бумага почти кончилась…

Это была такая явная, неуклюжая, лживая ерунда, что Степан даже покраснел немного.

— Ты о чем, Петрович? — спросил он, с тоской прислушиваясь к голосам в коридоре. Голоса были настырные и не по-вечернему громкие. — Какая бумага? Ты хоть, пока курил, придумал бы чего поумнее соврать.

Прораб тоже покраснел, засуетился, сунул в рот сигарету и так затянулся, что сигарета моментально уменьшилась вдвое.

— Я поговорить с тобой хотел, Андреич. Думал, что ты еще в офисе сидишь. Ну и приехал… Мобильный у тебя не отвечал, да и неловко мне по телефону-то… Я так хотел поговорить… Лично.

— Ну, хотел лично, значит, поговорим лично, — сказал Степан с досадой. Громкие голоса как будто становились все громче и громче. — Что у нас стряслось на ночь глядя? Ты чего-то темнишь, а я даже спрашивать боюсь…

— Да хрен его знает, чего стряслось, — сказал прораб и улыбнулся. — Ты особенно не пугайся, Андреич. Ничего такого. Из сейфа у тебя чего-то сперли. Не деньги, не бойся!

— Из сейфа сперли? — переспросил Степан. — Из моего сейфа что-то сперли?

В офисном сейфе он хранил только легальные «белые» договоры и кое-какие бухгалтерские бумажки, которые однажды могли пригодиться, если не ему самому, так каким-нибудь оголтелым налоговым инспекторам. Еще там были деньги, которые он и два его зама исправно собирали друг с друга, если в офисе предстояли массовые празднества, шествия, народные гулянья и что-нибудь в этом духе. Коллективные банкеты, конечно же, устраивались на деньги компании, но подарки и спиртное они всегда благородно покупали на собственные средства.