Паулина Симонс - Красные листья

— Послушай, ты, — произнесла Кристина задыхаясь. — Послушай, брось эти глупости. Остановись ты, спятила совсем! — Конни не отпускала волосы, и, чтобы ее остановить, Кристина впилась ногтями в лицо Конни где-то под глазом и снова встряхнула, заставив ее взвизгнуть. На щеке у Конни появились две глубокие красные царапины.

Конни ее отпустила. Но Кристина придержала.

— Послушай-ка, я хочу тебе кое-что сказать, — произнесла она, прислонившись к Конни. — Я знаю, ты с ума сходишь, ревнуя ко мне Альберта, но мой тебе совет: прибереги свою ревность и еще для кое-кого. Улавливаешь?

— Отпусти меня! Отпусти! — яростно простонала-прошептала Конни. — Отпусти!

Кристина ее отпустила. Кроваво-красные царапины ярко выделялись на левой щеке Конни.

Она коснулась их пальцами. Кристина собиралась закрыть дверь.

— Теперь я должна сказать тебе кое-что, — тихо проговорила Конни.

— Я не хочу ничего слушать, — ответила Кристина.

— Нет, послушай все же. Ты мне никто, понимаешь, никто. А Альберт мой возлюбленный, и верить я буду ему, а не тебе. Я буду верить ему, человеку, которого я люблю и за которого собираюсь замуж. И я больше не хочу ни о чем говорить.

— Отлично, — сказала Кристина. — Закрой дверь с той стороны. — Внутри у нее все болело. Ее тошнило от Конни, тошнило от себя, тошнило от Альберта.

Держась за щеку, Конни попятилась, потом повернулась и побежала по коридору к боковой лестнице.

«Эх, Конни, какая же ты дура. Ты думаешь, что поняла его до конца? Черта с два. Ты сделала свой выбор и тем самым обрекла себя на муки вечные. И не будет тебе никогда покоя. И всегда ты будешь набрасываться на кого-то другого (как, например, сейчас на меня), но на него никогда».

Кристина села на постель. Посмотрела на часы, они показывали половину первого.

Она медленно сняла с себя одежду. Состояние было столь мрачное и подавленное, что она без сил упала на постель. Полежала несколько минут, затем схватила бутылку, которую принесла Конни, зажала голыми коленями и свинтила крышку. Она уже собиралась сделать глоток, но вдруг ей стало противно. Противно все. Особенно эта открытая бутылка. Разжав колени, она позволила упасть ей на пол. Она не хотела вливать в себя это отвратительное пойло, даже ради того, чтобы пройти по мосту, даже ради того чтобы облегчить сердце.

Кристина выключила свет и подошла к окну. Мягкий девственный снег был прекрасен. Первый снег в этом году. Никого из студентов на улице не видно. Очень странно. Наверное, поразъехались уже все по домам или спят. Окна библиотеки Фелдберг напротив общежития Хинман-Холл все еще светились. «Интересно, Френки действительно ждет моего перехода через мост?»

Она была готова исполнить этот трюк. В этих переходах по перилам моста во время снегопада было для нее что-то очень важное. Как будто это очищало ее внутри. Она чувствовала себя птицей, не имеющей возможности взлететь, но готовой оторваться от земли, оказаться один на один с природой, окутавшей все сущее снегом. Присутствие алкоголя в крови укрепляло ее шаги, придавало уверенности, создавало иллюзию готовности встречи с Создателем. В любой момент.

После вчерашнего Кристина поняла, что на самом деле это была только иллюзия. Что в действительности она совершенно не готова.

И сегодня она боялась, потому и молилась.

— Прости меня, ласковый Боже. Прости меня, милый, — шептала она. — Прости меня за то, что я хочу жить, за то, что я не хочу еще встречаться с Тобой, за то, что не готова к этой встрече. Милый Боже! Я хочу жить. Жить достойно, но только не знаю как. — Она наклонила голову. — Пожалуйста, подскажи мне как.

Вчера она получила еще один шанс. Нет, не там, не на шоссе. Она получила шанс начать правильную жизнь. И собиралась этим шансом воспользоваться. Но как?

Прежде всего, надо порвать с Альбертом. Порвать раз и навсегда.

«Пусть Конни получает его в свое полное распоряжение, а я начну жить своей жизнью. Без него».

Желтые уличные огни бросали на бело-голубой снег унылые лучи.

Обычно она совершала свой трюк без обуви, но это было до того, как она приобрела черные ботинки. Наконец-то у нее появилось из вещей что-то стоящее. Ребра болели, плечо ныло, поэтому надеть ботинки было сущей мукой, если учесть, что действовала только одна рука. Но она с этим понемногу справлялась. Правда, медленно.

Она уже зашнуровывала ботинок, когда раздался стук в дверь.

Сердце стремительно отозвалось на него. Кристина глубоко задышала и, прежде чем услышала очередной стук, уже успела запыхаться.

Открывать дверь ей не хотелось. Но хвост Аристотеля вилял так, как только при появлении одного человека, и Кристина желала этому человеку счастливо провести праздники. «Пусть он проведет чудесные праздники в бухте Колд-Спринг».

За дверью стоял Альберт.

— Входи, — сказала она, продолжая заниматься ботинком.

— Я пришел узнать, как ты.

— Как видишь, великолепно.

— Я так и думал, что ты, наверное, захочешь пройтись по мосту, — сказал он. — Ты никогда не можешь найти в себе силы сопротивляться искушению. — Он уселся в складное кресло и осмотрел комнату. Его глаза остановились на бутылке «Южного комфорта», содержимое которой вытекало на ковер.

— Уезжаешь, Альберт? — тихо спросила Кристина.

— Уезжаю в никуда, Рок. Ты знаешь это. — Он посмотрел в окно, затем потянулся и закрыл форточку. — Холодно.

— Оставь ее открытой, — сказала Кристина. — Сегодня ночью мне было жарко.

Он встал и торжественно произнес:

— Послушай, если завтра не увидимся, на всякий случай поздравляю с Благодарением.

— Ага, — ответила Кристина, глядя в сторону, готовая заплакать. — Спасибо. Я тебя тоже поздравляю. Не сомневаюсь, у тебя оно будет хорошим.

— Ты уверена, что не хочешь поехать с нами?

На этот раз она подняла на него глаза и твердо произнесла:

— Да, я уверена, Альберт. Полностью.

Он подошел к ней, но Кристина пересела дальше, чтобы он не мог до нее дотронуться. Она смотрела на него, и в ее взгляде смешивались ненависть, сожаление и любовь. И где-то на переднем крае ее души эти три чувства вели отчаянную борьбу.

Альберт потянулся, чтобы коснуться ее, но она стала двигаться еще дальше, и он остановился.

— Разреши мне помочь тебе с ботинком, — нежно произнес он.

Кристина позволила. Он опустился перед ней на колени, и она протянула ему голую ногу. Она была не одета и видела, как он смотрел на нее, с каким желанием, слегка полураскрыв губы.

— Хочешь, чтобы я его зашнуровал?

— Конечно, — сказала она, и Альберт оставался на коленях еще несколько секунд. Затем он поднял руку и стал ласкать ее бедра; но она сжала колени и снова попыталась отодвинуться. Тогда он коснулся ее лица.