Медвежий Яр. Часть 2 - Алёна Берндт
Небо будто услышало его призывы и где-то далеко, в тайге на противоположном берегу раздался протяжный, жуткий волчий вой, пробиравший до самого сердца. Теперь точно всё, подумал Гена и снова попытался пошевелить рукой.
Смык неожиданно чуть вздрогнул, и Гена дёрнулся от неожиданности. Это движение отдалось дикой болью в груди, и он несколько минут не мог произвести ни слова.
– Антох… ты как? Жив? – наконец смог тихо прохрипеть Гена, но Смык не отозвался, так и лежал с закрытыми глазами.
Геннадий чуть приподнялся и увидел, что возле головы Антона, по тонкому белому инею, покрывающему камни, расползлось большое кровавое пятно. Душа его ушла в пятки, потому что в этот момент волчий вой раздался снова, но теперь он стал ближе… То ли от страха, то еще от чего-то, но тело его вдруг откликнулось на неистовый призыв мозга – нужно спасаться! Подняться Геннадий не смог, только лишь повернулся на бок и попытался оглядеться. Под утёсом, с которого они только что скатились, лежала куча снега, это была та самая «шапка» утёса, которая их и погубила. А за ней, в подножии каменистой скалы Гена разглядел небольшую пещерку, даже скорее просто выемку. Но это было хоть что-то… Всё же лучше привалиться спиной к холодным камням, чем лежать здесь, словно на тарелке, в ожидании, когда тобой поужинают! Может быть там, в куче снега, съехавшего с холма, отыщется и Антохино ружьё… тогда есть реальный шанс!
Геннадий попытался ползти, но голова закружилась так, что в глазах потемнело. Тут он обнаружил, что одна его рука скорее всего сломана, он не мог ею пошевелить без дикой боли, отдававшейся во всём теле. Он снова позвал Антона, но это было тщетно. Тогда Гена ухватил друга за ботинок и попытался тащить за собой одной рукою, кусая от боли губы чуть не до крови. Он не прополз и пары метров, как совершенно выбился из сил, положив голову на руку, он тяжело дышал и воздух со странным хрипом выходил из горла.
«Наверное, я рёбра сломал и что-то внутри повредилось, – думал Гена, – Да что теперь, всё равно отсюда не выбраться… Говорил же я, чувствовал… Ну, сам виноват, сам тут и подохну! Интересно, а кто из нас с Антохой тут первый окочурится…»
Усмехнувшись разбитыми губами, Гена сам удивился своим странным мыслям и поднял голову. Выемка в скале была еще так далеко…
Солнце уже спряталось за холм, а Гена не прополз еще и половины пути, хотя совсем выбился из сил. Он несколько раз впадал в беспамятство, но холод от прибрежных камней и, наверное, отчаяние, приводили его в себя. Несколько раз малодушие и страх уговаривали его бросить Антона, не тянуть его за собой… будто кто-то невидимый то и дело нашёптывал ему в ухо: «Всё равно он не жилец, посмотри, сколько крови… брось его, спасайся сам, никто тебя за это не осудит…»
Но Геннадий упрямо цеплялся побелевшими от холода и боли пальцами в жёсткое голенище высокого ботинка Смыка, и тащил, тащил его за собой. Чуть приподнявшись на руке в минуту передышки, он разглядел, что за Антоном тянется широкая кровавая полоса, и понял, что дела у его товарища, скорее всего и в самом деле очень плохи… Но бросить его он не мог, пусть недавно он сам хотел прибить этого лживого, двуличного и продажного предателя, но сейчас… Добравшись наконец до упавшего с утёса сугроба, Гена начал жадно хватать ртом снег – пить хотелось неимоверно, горло и всё в груди болело и горело от боли. Приложившись лбом к холодным камням, он отдышался и попытался сесть. Вышло не очень – только лишь приподняться, но зато он разглядел, что у него самого на ноге ниже колена зияет большая рана, из которой струится кровь и оставляет почти такую же дорожку, как и у Антона… Хотя боли в ноге он ранее не ощущал, теперь же она заболела так, что он на миг потерял сознание.
Когда Гена открыл глаза, то всю боль, которую он до этого ощущал, заглушил смертельный страх… такой, какого он не испытывал за всю свою интересную и содержательную жизнь. Но раньше все опасности грозили не ему, а теперь… А теперь на пологом противоположном берегу реки, куда еще добирались лучи солнца, под высокими вековыми деревьями стоял и смотрел на него большой, седоватого окраса волк.
Гена прекрасно понял, что лёд на реке еще достаточно крепок, чтобы позволить хищнику спокойно перейти на этот берег, и тогда у них не останется ни одного шанса! Потому что через секунду волк был уже не один – из тени еловых ветвей показались еще двое, и Гене начало казаться, что он видит жадные волчьи глаза чуть не за каждым кустом на том берегу.
Он оставил Смыка и что было сил ринулся к куче снега, перебираясь то ползком, а то на четвереньках, боли он больше не ощущал. Там он принялся шарить в снегу в поисках ружья, беспрестанно оглядываясь. Волки не уходили, так же пристально следя за своей потенциальной жертвой, а Гена неистово шарил руками в снегу и с отчаянием понимал – ружья ему не найти.
Волк, стоявший на том берегу, пригнул голову и сделал было шаг вперёд, когда вдруг снова замер на месте. Гена чуть вскрикнул от испуга, потому что прямо перед ним промелькнула шерстяная тень, и он закрыл глаза – всё…. Конец! Бесславный и такой же бессмысленный! Но не смотреть было еще страшнее, и он осмелился открыть глаза. Перед ним стоял пёс, тот самый, похожий на волка, что пришёл с егерем и девчонкой.
Пёс стоял перед Геной, обернувшись к нему спиной, нервно поводил ушами и смотрел на противоположный берег, чуть пригнув голову. В душе Геннадия, который уже попрощался было с жизнью, затеплилась надежда… что этой собаке дан приказ защитить его, спасти…
Волки на том берегу постояли еще немного, а потом вдруг исчезли так же неожиданно и незаметно, как и появились. И спустя несколько минут Геннадий понял – почему. По узкой каменистой кромке берега реки к нему шёл егерь, тот самый… Гена тяжко
