Екатерина Гринева - Искуситель, или Весь мир к моим ногам
– Попался! – вырвался из меня хриплый шепот.
– Не совсем! – рассмеялся он. – Мы же не торопимся. Правда?
Он то ли дразнил меня, то ли проверял на прочность… Мужчины – они такие, с ними никогда ничего не знаешь наверняка. Я подумала, что каждый настоящий мужчина оставляет на теле и в душе женщины невидимые ожоги и шрамы, которые залечиваются с трудом, а есть и такие, которые остаются навсегда. Как печать или клеймо.
– Да. Не торопимся. – Голос был не мой, и слушала я его словно со стороны. Я обхватила руками его тело. Оно было поджарым. Я исступленно гладила его спину, cпускаясь постепенно к ягодицам…
Он нажал пальцем на мой сосок.
– Я… не могу, – прохрипел он.
– Я тоже.
Наши тела взвились почти одновременно: он накрыл, расплющил меня, и каждый его удар во мне откликался сладкой дрожью. Было страшно, что все это когда-нибудь кончится, мир вернется в свою колею, примет прежние очертания.
Все ощущения были какими-то новыми, остро-колкими, яркими, и я, уже предчувствуя оргазм, крепко зажмурила глаза – мне казалось, взрыв, который зреет в нас, вскоре разнесет все вокруг в клочья…
Андрей зажал мне рот поцелуем, и мой стон захлебнулся… Он будто пил этот мой долгий стон, вбирал его в себя.
Последняя дрожь, и последний крик-стон…
Захаров лег рядом и шумно выдохнул.
– Вау! – Его глаза смеялись, и он взъерошил себе волосы. – Вау! Это было потрясающе.
– Да… – Я отвернулась, и почему-то слезы хлынули из глаз.
– Ты плачешь? Почему?
– Не знаю. – Я села на кровати и вытерла торопливым движением слезы. – Сама не знаю почему… наверное, просто так.
Он вмиг посерьезнел.
– Просто так ничего не бывает. Ты боишься, что все скоро кончится. И жизнь снова пойдет по-старому?
– Наверное. Я и правда боюсь.
– Ну, во-первых, никогда нельзя утверждать что-то со стопроцентной уверенностью. А во-вторых, ты нужна мне. Как ни одна женщин до этого.
– У тебя все девушки значительно моложе тебя, ты слывешь любителем молодого тела.
– Слыл… Это было вчера. А сегодня – это сегодня. У меня нет привычки жить вчерашним днем.
– И кто тебе поверит?
Он обернулся ко мне, и в глазах полыхнуло холодное пламя.
– МОЯ женщина ОБЯЗАНА мне верить!
– Ну вот, ты уже кричишь на меня. Милая сценка!
– Прости! – Он нагнулся и поцеловал меня в щеку. – Прости!
Он вскочил и стал одеваться.
– Ты куда? – испугалась я.
– Вообще-то хочу выйти на улицу и позавтракать вместе с тобой на веранде.
– Подожди меня здесь.
– Я и не собирался никуда выходить без тебя, – ответил он, несколько удивленный моими словами.
А я думала, пока одевалась. Мне ужасно хотелось рассказать Захарову о задании, которое дал мне Мирон. Я не знала: благоразумно ли это, но так хотелось облегчить свою душу этим признанием…
Одежда была мне несколько велика.
– Выглядишь, как лондонский хиппи.
– Это плохо?
– Что ты! – И он расхохотался. – Я обожаю Лондон, хиппи и прочих шизиков. Без них жизнь была бы намного скучнее.
– Это радует. По крайней мере, я поняла, почему тебе понравилась.
– А ты мне не нравишься, – cпокойно сказал он.
– Вот как!
– Это нечто большее. Определенно.
Я нагнула голову, чтобы скрыть свое смущение.
– Выходим!
– Выходим!
Веранда на заднем дворе отеля была очаровательной. Маленькая летняя веранда на пять столиков была отгорожена от всего мира с одной стороны отелем, а с других – деревьями и плющом. Маленькая зеленая беседка для двоих. В это утро на веранде были только мы вдвоем и хозяин, который с грустными глазами смотрел на нас.
– Доброе утро, Бранко! – поздоровалась я.
– Добре! – откликнулся он. – Завтрак уже давно готов. Я его подогревал несколько раз.
– А почему не позвал?
– Нет-нет. Вы спали… Я не хотел вас будить.
Мы с Захаровым посмотрели друг на друга и расхохотались. Да, cном наше времяпрепровождение назвать было нельзя. И в этот момент я приняла решение: ничего не рассказывать. Пока. Я боялась потерять то, что между нами было, и поэтому откладывала наш разговор на неопределенное время. Я поступила так, как большинство женщин поступили бы на моем месте, – то есть спрятала голову в песок. Где-то за этими стенами шла жизнь, но звуки внешнего мира разбивались о них и долетали до нас в виде неясного шума – как рокот прибоя.
Еда была превосходной. Мясо таяло во рту. Такого вкусного и свежего мяса я не ела в Москве, а длинные стебли неизвестного овоща обладали необыкновенно тонким и одновременно пикантным вкусом.
– Это что? – показала я на стебли.
– Свеколь. Свеколь ботва.
– Свекольная ботва. Понятно, – cказал Захаров, отправляя порцию ботвы в рот. – На мне сказываются последствия мирового финансового кризиса – я уже ем ботву.
– Что-то не так? – забеспокоился хозяин.
– Что вы! Все просто супер! – И я показала большой палец. – От-лич-но.
– Я рад. Кофе?
– Да, кофе, – ответил Захаров.
– Мы сегодня-завтра расплатимся с вами, – пояснила я Бранко, cтоявшему в дверях, которые, судя по запахам, доносившимся оттуда, вели на кухню.
– Да-да. Конечно, не беспокойтесь.
Он исчез, а Андрей взял меня за руку.
– Что ты скажешь?
– Насчет чего?
– Насчет всего.
Ответить я не успела: пришел Бранко с подносом, на котором стояли две чашки кофе.
Я отпила.
– Мы сейчас возвращаемся на остров. И чем скорее, тем лучше.
Сердце у меня упало в пятки.
– Как скажешь, – тихо сказала я.
– Мы должны отгадать маленькие загадки, которые там загадали. Кто-то очень не хочет, чтобы мы узнали правду. Но мы не можем идти на поводу у врагов. Не так ли?
Он разговаривал со мной, как с маленьким ребенком-несмышленышем. Я послушно кивнула головой.
– Ты вся дрожишь! – без всякого перехода сказал он. – Не бойся!
– Я не боюсь.
Нам предстояло возвратиться в прежнюю жизнь. Что принесет нам это возвращение? Я ожидала этого с чувством смутной тревоги и беспокойства.
Мы позавтракали, и Бранко, по нашей просьбе, договорился с одним владельцем катера, что тот доставит нас на остров.
Когда катер, взревев, тронулся с места, рассекая прозрачную воду, я посмотрела на Захарова, но его взгляд был устремлен вперед, брови нахмурены, а губы плотно сжаты.
Когда мы причалили, первым, кого мы увидели, был Спасский. Он был бледен, под глазами обозначились мешки, волосы всклокочены.
– Андрей! – Он бросился к нему, намереваясь не то припасть к груди, не то заключить в объятья.
– Все потом, Давид! – бросил ему Захаров, cпрыгивая на причал.
Сопровождающий помог мне ступить на землю, а я, пошатнувшись, чуть не упала. Это показалось мне дурным предзнаменованием.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});