Марина Крамер - Последнее японское предупреждение

– Ну и что? Не факт ведь, что она до сих пор там живет, ты же слышал, – напомнила я. – Может, переехала как раз к «Матвеевскому» – разве не вариант?

– Да тут любой вариант – вариант. Но давайте реально смотреть на вещи. Совпадения – это хорошо, я люблю совпадения, они многие вопросы проясняют. Но когда их чересчур много – это настораживает. – Никита выехал из ворот детдома и направил машину в северную часть города. – Пробок бы не было, а то стоять так муторно.

– Да уж…

Мне не терпелось скорее увидеть женщину, семь с небольшим лет назад родившую мою дочь. Кто знает… может быть, Соня у нее…

Ехали мы больше часа, я измучилась от ожидания, от тяжелой дороги, от бесконечной пробки, от выкуренных в огромном количестве сигарет. Наконец Никита припарковал машину в небольшом дворике у пятиэтажного дома, вышел и помог выйти мне.

– Веришь – боюсь идти, – пробормотала я, окидывая взглядом дом и пытаясь с ходу угадать, за каким окном может оказаться моя дочь.

– Верю, как не верить, – тихо отозвался телохранитель. – Я сам что-то волнуюсь. Но надо ведь, Александра Ефимовна… кроме нас никто…

Он был прав – кроме нас никто. И надо идти, что бы ни было. И быть готовой ко всему.

Мы поднялись на третий этаж, и Никита, заметив мою нерешительность, надавил на кнопку звонка.

– Спасибо, – шепнула я, взглянув с благодарностью.

– Кто там? – раздалось из-за двери.

– Добрый день. Нам нужна Вероника Сергеевна, – выдавила я.

– Я вас слушаю, – ответил голос, но дверь по-прежнему была закрыта.

– Вы не могли бы выйти на площадку?

– С какой стати?

– Мне нужно кое-что спросить.

– Мама, кто там? – раздался детский голос, и я вздрогнула – он принадлежал не Соне.

– Это ко мне, Лиза. Иди в комнату.

– Я вас прошу – пожалуйста, откройте, мне нужно задать всего один вопрос, – взмолилась я, уже понимая, что Сони здесь нет.

Щелкнул замок, и дверь открылась ровно на длину цепочки. В щели показалось женское лицо, и я вздрогнула – на меня смотрели Сонькины глаза. Я покачнулась, Никита подставил плечо:

– Вероника Сергеевна, семь лет назад у вас родилась дочь, правильно?

Взгляд женщины стал затравленным, она моментально откинула цепочку и выскочила на площадку, плотно закрыла дверь и скрестила на груди руки:

– Вы кто?!

– Это неважно, – сказал Никита, – вы не ответили.

– Ну, да, да! – зашипела она. – Родила – и что? Я ни дня ее не воспитывала, на руках не держала ни разу, понятно?! Я никакого отношения к ней не имею! И иметь не хочу, никогда, понятно вам?! Ошибка молодости! А кто дал вам право портить мне жизнь?! У меня семья, дочь!

Меня затошнило с такой силой, что я поняла – если не выйду отсюда, то вывернусь наизнанку.

– Бедная ваша дочь! Не та, которую вы бросили, а вот эта, которая за дверью, – проговорила я, направляясь к лестнице. – Не дай бог никому такую мать. Идем, Никита!

Я спустилась по лестнице почти бегом и склонилась над урной у подъезда. К счастью, тошнота отпустила, я подышала воздухом и почувствовала облегчение. Никита вышел следом, закурил и задумчиво сказал:

– Ну, одно ясно – Сони здесь не было. И вашему спокойствию в этом плане вообще ничего не угрожает. «Ошибка молодости»… – Он сплюнул и пробормотал: – Так и размазал бы об стенку, тварь…

– Не надо, Никита… никого нельзя судить. Для этого есть другие инстанции. Поехали домой.

Сев в машину, я испытала чудовищную усталость, как будто выполняла тяжелую физическую работу без перерывов. Нервное напряжение всегда оказывало на меня именно такое действие. Хотелось скорее домой, в постель, закрыть глаза и спать. Но я понимала, что едва лягу, как сон испарится. Как я могу спать, когда ребенок неизвестно где? Вторые сутки пошли…

Я вынула телефон и позвонила Акеле:

– Ну, что? Ты где?

– Я дома. Тут Фиме плохо совсем, «Скорая» только что уехала, спит он.

– Лену привезли?

– Собственно, потому и «Скорая». Нет ее нигде.

– Моне позвонили? Его же родня!

– Да при чем тут Моня, – раздраженно проговорил муж. – Какой он за взрослую бабу ответчик?

– Саша! Ты о чем говоришь?!

– Все, успокойся. Ты сама где?

– Приеду – расскажу. Прости, сейчас совсем нет сил, – призналась я. – Ничего не узнала, проверила одну версию, отмела. Все. Мы уже скоро будем.

– Я тебя жду.

– Ты прилег бы, Саш… всю ночь на ногах…

– Я разберусь. Приезжай быстрее.

Разберется он… Двужильный мужик, никогда не сознается, что устал, что ему плохо, тяжело. Наоборот – старается еще и меня поддержать, и отца. Надо же, как папу скрутило… Сдает позиции, сказывается возраст. И тетка еще… Что ж повалилось-то на нас, как из дырявого мешка? Нагрешили…

Мы сидели на кровати в спальне, положив между собой телефоны, и молчали. У меня было ощущение, что обмен информацией выдавил из нас последние силы, все до капли, и теперь их просто нет. И пустота внутри, и темнота снаружи, на улице, и гробовая тишина в доме. Папа спал на своей половине, тетка вроде тоже улеглась, Галя ушла к себе. И только мы сидели напротив друг друга и молчали.

– Почему никто не звонит? – не выдержала я. – Ведь вторые сутки…

– Выдерживают нас, маринуют. Через три дня мы все будем невменяемы от страха за Соню, и тогда можно требовать все, что придет в голову.

– Саша… – Я так хотела задать ему единственный вопрос, вертевшийся у меня на языке, но Акела, мгновенно догадавшись, покачал головой:

– Я же тебе обещал, что все будет хорошо. Ты должна мне верить, Аля. С ней ничего не случится.

– Ты повторяешь это как мантру какую-то. Скажи, ты сам веришь в это?

– Верю. И хочу, чтобы ты тоже верила. Давай закроем эту тему, Аля. Соня вернется домой живая и здоровая, чего бы нам с Фимой это ни стоило.

– Ты думаешь, что папа отдаст банк?

– Я в этом уверен, – решительно сказал муж. – Более того – я тоже имею право голоса на совете директоров, я поддержу.

– А если банк не будет единственным условием? Если попросят еще что-то?

– Аля, я же сказал: что бы ни потребовали, мы дадим. Ребенок важнее. Ты ведь не допускаешь мысли, что мы с Фимой в состоянии торговаться в подобной ситуации? – Он смотрел мне прямо в лицо и ждал ответа.

Я задумалась и вдруг поняла, что не до конца доверяю отцу. Да, это стыдно, ужасно – но в голову закралась мысль о том, что папа постарается вывернуться из ситуации любой ценой и по возможности малой кровью.

– Алька… да ты что? – негромко произнес Акела, не сводя с моего лица взгляда. – Ты… как можешь?

– Прости, – пряча глаза, пробормотала я, потом перебралась к нему, обняла и заплакала. – Я не знаю… понимаешь – не знаю, как быть. Не знаю, что думать. И сегодня… ты бы видел эту… мамашу…