Ольга Строгова - Дневник грешницы

– Одна – возможно. А с тобой найду обязательно!

– Женщина! Из какого теста ты сделана?! Ты готова ехать сейчас, в ночь, вдвоем со мной?

– Поеду куда угодно и с кем угодно, лишь бы найти его! А тебя я не боюсь, ты не причинишь вреда той, которую твой господин… которую он…

Якуб ибн Юсуф упрямо молчал.

Анна, пожав плечами, обогнула его и подошла к Наташиной двери. Та немедленно распахнулась ей навстречу.

– Наташа, – сказала Анна, – мы с Яковом Осипычем уезжаем, а ты присмотри за Митей. Обещаю, что граф про вас ничего не узнает… По крайней мере, от меня, – добавила она для очистки совести.

– Поезжайте, барышня, – кивнула Наташа, глядя на Анну со смесью ужаса и восторга. – Бог вам судья! Я ведь все знала, все примечала, о чем вы мечтаете!

– Горничные всегда все знают, – проворчал Якуб, – это ошибка – думать, что они слепые…

Повернувшись к Наташе, он поднес палец к губам и грозно нахмурил брови. Наташа, вздернув нос, гордо прошла мимо него к лестнице.

– Теперь еще карету закладывать, – продолжал ворчать Якуб.

– Не надо карету, я поеду верхом!

Якуб ибн Юсуф только развел руками и призвал на помощь священное имя Аллаха.

Вопреки ожиданиям и, если уж говорить честно, опасениям Анны, успевшей продрогнуть в неудобном мужском седле, ехать пришлось всего несколько верст. Просека с темными елями вывела их к бревенчатому срубу, обвешанному сосульками и сверкавшему в лунном свете снежной шапкой крыши не хуже какого-нибудь петербургского дворца.

Окна сруба светились приятным даже на расстоянии мягким оранжевым светом. Из трубы вился дымок.

– Охотничий домик, – сказал Якуб, натянув поводья. Его лошадь, сухая караковая кобылка, нервно затанцевала на месте.

– Фатима чует жилье, – усмехнулся Якуб, – и Наполеона!

– А Наполеон – это…

– Вороной жеребец господина. Но сегодня Фатиме не удастся побыть с ним вдвоем, потому что мы возвращаемся домой. Я, как и обещал, привез тебя сюда. Остальное – твое дело. Если господин узнает, что я без позволения последовал за ним, да еще привез тебя, он… В общем, меня здесь не было!

Развернувшись и хлестнув кнутом нервную Фатиму, Якуб ибн Юсуф исчез в темноте леса.

Прежде всего Анна отыскала конюшню (ею оказалась небольшая, на несколько стойл, пристройка) и, как умела, распрягла свою лошадь, смирного гнедого двухлетка. Наполеон в своем стойле презрительно фыркал, кося на них фиолетовым глазом и переминаясь с ноги на ногу.

Выбравшись из конюшни и отряхнув с платка и салопа прилипшее сено, Анна, стараясь не скрипеть снегом, обошла дом и поднялась на крыльцо.

Дверь, к счастью, оказалась не заперта. Да и от кого было ему запираться в собственных владениях и на собственных землях?

Если бы Анна не была так взволнованна, она обязательно отметила бы разительное отличие внутреннего убранства охотничьего домика от его внешней суровой простоты и непритязательности.

Мягкий, невыразимо приятно пахнущий кленовыми поленцами полумрак, ласкающий усталую ногу ковер из звериных шкур, яркие отблески огня из камина на темных деревянных стенах, увешанных оружием и головами убитых медведей и волков…

Большой стол с тяжелыми, устланными такими же шкурами дубовыми креслами, который, казалось, по первому мановению руки мог быть уставлен блюдами с дымящимся мясом и чашами с греющими тело и веселящими душу напитками.

Сквозь застилавший ее глаза туман Анна, однако же, четко увидела хозяина этого великолепия, раскинувшегося в кресле и вытянувшего длинные ноги поближе к камину. Граф был в том же платье, в котором в спешке покинул дом; исчезла лишь венгерская бекеша, а сапоги сменились мягкими турецкими чувяками.

Он сидел, откинув голову на подлокотник кресла, с полузакрытыми глазами и курил кальян, слабый приятный аромат которого был все же ясно различим среди мощных, настойчивых волн, шедших от горящих поленьев.

Анна, прижав руки к груди, судорожно вздохнула. Граф вздрогнул, приподнял голову, повернулся да так и застыл с янтарным чубуком в уголке четко и строго, как на старинной монете, очерченного рта. Потом досадливо поморщился, помотал головой и тихо произнес:

– Этого еще не хватало… Галлюцинации…

Ему показалось, что девушка легко и плавно подплыла к нему по воздуху, не касаясь земли.

На самом деле мелкие, семенящие от слишком тесно зашнурованных ботинок шажки Анны совершенно глушились густым и длинным ворсом ковра.

Грациозно опустившись на ковер у его ног, она восхитительным, исполненным притягательной женской силы движением обняла его колени и устремила на него сияющие, словно звезды морозной ночью, глаза.

«Это сон, – с облегчением и неимоверной радостью подумал граф, – недаром же вкус кальяна был сегодня какой-то особенный. Этот мошенник Якуб давно собирался подсыпать в курительную смесь немного гашиша… Клялся и убеждал, что я ни секунды об этом не пожалею…»

Похоже, Якуб был прав.

Граф отбросил в сторону коварный кальян и, наклонившись, жадно, как пчела к цветку, припал к нежным полураскрытым девичьим устам.

Прижавшись разрумянившейся от тепла и долгожданной ласки щекой к плечу графа, Анна водила пальчиком по его обнаженной груди, очерчивая контуры выпуклых, обтянутых гладкой шелковистой кожей мускулов.

Граф, запрокинув свободную от Анны руку за голову, наслаждался ее нежными прикосновениями и бездумно глядел в потолок.

Анна, как и любая женщина, оказавшаяся наедине с мужчиной, не могла долго хранить молчание. К тому же его спокойствие и безмятежность после только что пережитой страстной бури начинали ее немного тревожить.

– Алексей, – вымолвила она наконец, – знаешь… Я должна тебе признаться, что это вовсе не сон…

– Анна, – отозвался граф, улыбаясь, – знаешь… Я тоже должен тебе признаться, что догадался об этом. Практически сразу. Как только сломанная пластинка твоего корсета расцарапала мне руку.

Анна испуганно ахнула и, завладев его правой рукой, принялась покрывать кровоточащую царапину на ладони быстрыми легкими поцелуями.

– Это не сон, – продолжал граф, мягко отнимая руку. Он медленно провел ладонью по ее бедру, на котором еще оставались ее собственные алые капли, последние знаки девичества.

– Видишь, твоя кровь смешалась с моей… Так что это не сон. Это судьба.

– Это судьба, – тихо и счастливо повторила Анна.

Зимняя ночь длится долго. Еще так далеко до рассвета!

Еще далеко то время, когда наступит день и заставит их взглянуть в лицо случившемуся. Эта кровать под стерегущим тепло и покой плотным пологом – как лодка посреди бескрайнего моря. Им еще плыть и плыть в ней в блаженной отрешенности от всего мира…