Татьяна Устинова - Всегда говори «Всегда» – 4

В массовке раздался неодобрительный гул.

– Продают! – выкрикнул Антонов, вложив в это слово весь свой сарказм и презрение и метнув грозный взгляд на Градова.

«А вдруг она дебаты не смотрит, – подумал Юрий. – Вдруг она принципиально не смотрит программы, в которых участвую я?!»

От такой мысли ухнуло сердце и пересохло во рту. И вообще, с чего он взял, что, если станет мэром, – да хоть нобелевским лауреатом! – она постучит в его дверь промокшая, озябшая, с распущенными волосами?..

– Папа! – Марина вцепилась в руку отца. – Пап, ну что же Юра молчит?

Геннадий Валерьевич хмыкнул и прикурил «беломорину». Не нравился ему Юрка. Вялый какой-то.

Еще немного – и этот Антонов «уроет» его, оттянув на себя большинство избирателей. Он взял пульт и прибавил звук. И мысленно подстегнул Градова, о котором давно почему-то думал как о зяте: «Ну, Юрка, давай!»

Если бы вместо дебатов показывали футбол, он без стеснения закричал бы: «Обходи его!»

– Вы же прекрасно знаете, кому и для чего выделяют эту землю, – скованно сказал Градов. – Здесь будет новый детский дом. Трудоспособные взрослые могут позаботиться о себе, а дети-сироты – нет!

– Хорошо иметь московского покровителя-инвестора! – поставленным «театральным» голосом вскричал Антонов. – И наобещать можно что угодно, лишь бы теплое место занять! А люди как были без зарплаты, так и останутся!

Его пафос поддержали жидкие аплодисменты и крики «Верно!».

Марина опять схватила отца за руку.

– Папа, что же это делается?! Он не прав!

– Зато трещит как сорока, – проворчал Геннадий Валерьевич. – И пируэты, вишь, какие по сцене пишет… Эх, надо было Юрке бальными танцами перед выборами заниматься…

Тем временем на экране запойного вида мужик проорал:

– Правильно говорит Антонов! Что мне сироты?! О моих детях кто позаботится?!

– Да обходи ты его! – не выдержав, крикнул отец.

Но Градов вдруг отложил микрофон и ушел со сцены.

– Э-эх! – с досадой махнул рукой Геннадий Валерьевич, в сердцах затушил «беломорину» в старой мраморной пепельнице. – Пропал наш Юрка!

Марина встала и ушла, ничего не сказав.

А ведь могла бы вдохновлять парня на подвиги, с горечью подумал Геннадий Валерьевич. Один ее ласковый взгляд – и Юрка этого «радетеля народных чаяний» двумя словами уложил бы на лопатки!

Надя, собирая в сумку Ольгины вещи, обнаружила в шкафу картину – робкий, едва занимающийся рассвет.

Картина была написана маслом и отличалась от всех Ольгиных работ трогательной незавершенностью – словно художник торопился или боялся чего-то.

Впрочем, Надя точно знала – боялся. Ольга полтора года не рисовала. Столько же, сколько она убивалась по Димке.

Надя повесила картину на стену – прикрепила кнопкой с вызывающей оранжевой шляпкой. А чего красоту в шкафу зарывать? Пусть интерьер украшает. И напоминает – не способна никакая Оксана поставить крест на твоем таланте.

Только смерть может поставить точку. Только смерть. На таланте, любви и мечтах…

Ее мысли прервала Машка. Она подбежала, дернула Надю за руку и позвала:

– Теть Надь!

– Что, Машунь? Мама приехала?

– Нет. Компьютер сломался, – трагически сообщила Маша.

– Вирусов нахватали? – всполошилась Надежда. Она взяла Машу за руку и повела в детскую. – Пойдем, посмотрим!

Она ничего не понимала в вирусах, но не проявить к проблеме внимания не могла. Посмотрит и скажет – мастера позовем!

Ей бы обратить внимание на шкодное Машкино лицо, но она все еще была погружена в свои мысли.

Она зашла в детскую, деловито проверила вилку в розетке, поправила коврик под мышкой и уставилась в темный экран.

– Так… И что с этой железякой делать?

Наверное, надо было как-то по-другому спросить, потому что Костик и Маша переглянулись, а Дим Димыч так вообще прыснул.

Разозлившись на себя за то, что проявила такую некомпетентность, Надя резко нажала «enter». Экран вспыхнул, и с него, выпучив глаза, дал автоматную очередь зеленый чешуйчатый монстр.

Надя завизжала и отскочила, сбив стул. Дети захохотали. Повизгивая от смеха, Дим Димыч упал на кровать и уткнулся в подушку. Костик и Маша бросились убегать. Надя помчалась за ними.

– Как не стыдно! – весело закричала она. – Ну, я вам задам! Чуть инфаркт меня не хватил!

Хохот затих в прихожей. Когда Надя прибежала туда – ни Кости, ни Машки не было.

– Ну и ладно! Значит, чай с тортиком я буду пить одна! – громко сказала Надя, уходя на кухню.

В шкафу, за спиной, послышались возбужденный шепот и возня, потом скрипнула дверца, и жалобный Машкин голосок произнес:

– Теть Надь! А мы тортик того… съели уже!

Нужно было наказать эту братию – хотя бы нотацию прочитать, – но Надя расхохоталась…

Если Градов будет так мямлить, они ничего не добьются.

И на месте детдома вырастет коттеджный поселок, потому что про завод – это предвыборная сказка. Антонов местным богачам живописный участок отдаст. Не забесплатно, разумеется.

Эх, ей бы микрофон и на сцену. Уж она бы сказала. Она бы нашла слова.

Интересно, если бы она согласилась стать Юркиной женой, он так же вяло отстаивал бы свои интересы? Вернее, интересы детей…

Юрка ей нравился – иногда даже казалось, что слишком нравится, особенно в последнее время, когда он ринулся отвоевывать коттеджные земли.

Все-таки, если бы она была рядом, он бы не мямлил. А может быть, даже никогда не сказал бы ей: «Я не подлец» и не ушел бы к беременной подружке.

Очень хотелось поговорить об этом с отцом, но она не могла. Не хотела давать ему надежды, что она когда-нибудь выйдет замуж.

Марина разлила по тарелкам борщ и выглянула из кухни.

– Пап, ты ужинать будешь?

Отец чинил в коридоре старенький велик, на котором она ездила в детстве.

– Мариш, Ванька на велосипеде умеет кататься? – не услышав ее, спросил он.

– Да откуда ж в детдоме велосипеды?

– Ничего, научим! Рыбу он уже вон как наловчился подсекать… – Отец подтянул гайки заднего колеса, проверил натяжение цепи. – Если бы еще не вопил от радости, когда клюет, точно бы карпа поймал.

Марина засмеялась, вспомнив, как Ванька, увидев, что дернулся поплавок, закричал, словно оглашенный: «Клюет!!!» Рыба, естественно, сорвалась, а рыдающему Ваньке пришлось долго объяснять, что рыбалка – не футбол, тут тишина нужна и сноровка. Ванька сидел тихо недолго – как только снова пошла поклевка, он опять не удержался и закричал: «Клюет!!!»

– Ничего, – утешил его отец. – Первые два годика покричишь, потом привыкнешь…

Марина, прислонившись к косяку, спросила задумчиво:

– Пап… Я тебя хотела спросить… Как ты думаешь, если я Ваньку усыновлю?