Маргот Бленд - Мадам Марракеш

– Джереми, по-моему, ты достигаешь как раз обратного. Овечьи глаза на ужин, изнасилование, ограбление… Уж лучше я сосредоточу свое внимание на усталых ногах, хотя… Ого! Просто не верится, но…

Они как раз выходили из-за поворота, и впереди засверкали огни «Копченого Кабана».

Убыстрив шаг, они через несколько минут уже входили в теплый, светлый холл маленького отеля. Радости они не скрывали. Карлотта тут же прыгнула в кресло.

– Джереми, небеса нам покровительствуют.

За маленькой стойкой на них с любопытством глядела мадам своими густо накрашенными глазами.

– Бон суар, мсье-дам. Ви возвратился назад? Что случилось?

Джереми подошел к стойке.

– У нас сломался автомобиль. Можно ли у вас переночевать?

– Ну разумеется. – Лицо мадам расплылось в улыбке. – У меня есть прекрасный комната, светлый, двухспальный кровать, магнифик ванная.

Джереми покачал головой.

– Две комнаты, пожалуйста.

Мадам удивленно подняла брови.

– Но… но почему? Ночь такая холодная.

– Мы… мы не муж и жена.

Брови мадам взлетели еще выше.

– О… о… – она посмотрела на серьезное лицо Джереми и, пожав толстыми плечами, сняла с доски два ключа.

– Прошу. Пойдемте, я покажу вам комнаты. Я вижу, мадам замерзла, у нее пиджак мсье. Для мадам, пусть вот это.

Она сняла с плечиков светло-кремовую джеллабу из тонкой шерсти и подала Карлотте.

– Я дам вам мыло, а утром могу одолжить макияж. Женщина без макияж – это как без одежда. О, хуже. Да. Я из Париж, я все понимаю.

Она засмеялась, вращая глазами.

– Как будете готов, я дам вам ле ужин. Сегодня у нас паштет по-домашнему из местной дичь и молочный ягненок, жаренный на вертел. Я скажу Абдул подать вам в салон, но прежде затопить огонь, чтоб тепло. У нас больше нет гостей, так что вы будете одни. А вот комнаты.

Она провела их через большую гостиную-салон с альковами и укромными уголками. Было видно, что хозяева обставляли ее постепенно, без какого-либо плана, насколько позволяли средства и в зависимости от настроения. В одном конце был огромный камин из грубого камня, в нем были видны обгоревшие поленья. Над камином висела большая волосатая голова горного козла с витыми рогами. По стенам развешаны головы различных животных и чучела птиц. Мебель являла собой смесь двух разных стилей, даже культур. С одной стороны, тяжелые резные буфеты и вычурные вазы, как раз в Духе французского среднего класса, а с другой – марокканские диваны, пуфы, ковры и медные украшения.

Салон выходил в маленький коридорчик. Она отперла две смежные комнаты и широким жестом пригласила войти.

– Вуля, мсье-дам. Я надеюсь, все будет к вашему удовольствию.

– Мерси, мадам. Я уверен, что все будет… э… э… к нашему удовольствию.

Он посмотрел на Карлотту поверх головы мадам.

– Я бы не отказался от хорошего стаканчика чего-нибудь. А ты?

Карлотта с энтузиазмом поддержала.

– Да, да! Я думаю, мы это заслужили. Мадам улыбнулась.

– Маленький аперитив перед ужином. Вполне естественно. Чинзано, Кампари?

Джереми отрицательно покачал головой.

– Мы бы предпочли виски. Два очень больших виски, мадам, силь ву пле.

Мадам, не скрывая разочарования, пожала плечами.

– Как вам угодно, мсье. Я скажу Абдул принести вам прежде, чем он будет топить камин.

Она удалилась, покачиваясь и бормоча.

– Les Anglais! Wiski avant le diner et deux lits parcequ'lls sont pas maris. Mon Dieu![21]

Карлотта и Джереми с улыбкой переглянулись.

– Патронесса, – сказал Джереми, – это уже характер. Итак, встретимся у камина, как только будем готовы. И, если придешь первая, не набрасывайся сразу на выпивку.

Карлотта откинулась на спинку дивана, вытянув ноги. Джереми расположился рядом, на большом пуфе. В руках у каждого бокалы. В бокалах бренди. Оба смотрят в камин, на меняющееся оранжевое пламя. Наконец Карлотта со вздохом произнесла.

– Джереми, я не помню ни одного случая в моей жизни, чтобы еда доставила мне столько удовольствия.

– То же самое и со мной. Но мы, правда, здорово нагуляли аппетит.

В камине треснуло полено, посыпались искры. Пламя стало выше. Джереми разболтал бренди в бокале, глотнул. Потом гипнотическое пламя камина снова приковало его взор.

Не могу в это до конца поверить, а уж понять и подавно. Как это возможно, любить сразу двоих. Но ведь я люблю. Я влюблен в эту женщину рядом, и в то же самое время твердо знаю, что мое сердце принадлежит Макси. С Карлоттой мне хорошо, я хотел бы коснуться ее, прижать ближе к себе, еще ближе, слиться с ней – но не так дико, по-животному, как это бывало с Макси, а нежно, мягко.

Мне нравится все, что она делает. И то, как она говорит, и то, что она говорит. С ней я чувствую себя легко и свободно, как никогда с Макси. И все же. Все же. Я знаю, стоит только сейчас, здесь появиться Макси – и не важно, замужем она, или нет, – как я уйду с ней, не оглядываясь назад на Карлотту, как будто ее и вовсе не существовало. И это при том, что я отчетливо сознаю: Макси и ее образ жизни – не для меня. Сейчас я это знаю точно. Но она растворена в моей крови, и, наверное, так будет всегда. И в то же самое время я чувствую, как подымается моя любовь к Карлотте, совсем другая любовь. Мне легко представить свою жизнь с ней: дом, дети и все остальное. Но разве я смогу быть счастлив, если память о Макси, как призрак, преследует меня повсюду. О Боже! Как в этом во всем разобраться?

А тут еще эта история с Изобель. Я не верю в нее. Не могу поверить. Изобель что-то напутала. Карлотта, наверное, просто хотела поухаживать за ней, пожалела ее. Ну и как это можно выяснить? Разве можно спросить у женщины лесбиянка она или нет?

Вот сейчас такая приятная интимная обстановка. Может быть, мне завести с ней разговор о любви, браке, сексе, не в частности, а вообще, и посмотреть, как она будет реагировать? Если мне когда-нибудь и суждено выбросить Макси из своей жизни, избавиться от нее, то единственная, кто мне будет нужен, это Карлотта. Но зачем все эти размышления, если она… О Боже! Я не могу по отношению к этой милой женщине даже произнести слово лесбиянка.

Он вздохнул и сделал еще глоток.

Карлотте было хорошо на мягком диване. Она откинулась на подушки, закрыла глаза.

Надо сейчас же рассказать ему о Робби. Это, конечно, не так легко. Все так запутанно и сложно. И… омерзительно. Это выходит за рамки обычного понимания. Думаю, он поймет. Я расскажу ему, как я, разочарованная, порвав с Брюсом, вышла замуж за Робби, почти ничего о нем не зная. Джереми, наверное, сможет понять, что я как католичка не могла с ним развестись. А Робби был достаточно умен. Он сделал меня беременной, прежде чем я узнала правду. Боже, какой глупой, наивной юной дурочкой я была! И ребеночка не удалось сохранить.