Людмила Толмачева - Снежное сердце

– Сухо и по-хозяйски, как со служками. Барыня, одним словом.

– Такое «воспитание» уродует детей…

– Разумеется. Но она штатный преподаватель, и уволить ее непросто. Учебный план она выполняет, работы ее учеников висят в мэрии. Кстати, она жена нашего сити-менджера Шполтакова.

– Только этого не хватало! – схватилась за голову Дана.

– А вы хотели обратиться туда с какой-то просьбой?

– Не с какой-то, а очень большой.

– Сочувствую. Знаете что? – вдруг заговорщически зашептала Илза. – Этот Шполтаков – отпетый бабник. Идите прямо к нему. Вы хорошенькая. Он любит стройных. По-видимому, идет «от обратного», то бишь своей пышнотелой супруги. Только одеться надо поярче. И губы накрасить.

– Откуда вы все это знаете?

– Каюсь. Бывшая жертва. Меня занесло в мэрию по просьбе Ираиды. В моем классе треснула стена, и директор не нашла ничего лучшего, как отправить меня в пасть ненасытного минотавра. Слава богу, обошлось целованием ручек и легким шлепком.

– Шлепком?

– Ну да. Самая невинная расплата за оштукатуренную стену.

– А если вместо одной стены целых четыре, да еще потолок?

– Ха-ха-ха! Ну тогда я не знаю. Боюсь, шлепком не отделаетесь.

– Вам смешно, а у меня уже коленки дрожат.

– Ничего. Если этот бабник не поможет, идите к мэру.

– Спасибо за совет. А что с вашим Мишей? Почему он такой нелюдимый?

– Ой, беда с ним! Самая страшная беда, какая может произойти с ребенком. Мать у него недавно умерла. Долго болела, измучила родных и сама, конечно, намучалась. Сирота он теперь – ни отца, ни матери. Есть, правда, бабка. Но… уж лучше вообще никого, чем такая… Пьет она. По-черному.

– А что отдел опеки?

– Уже оформляют в детский дом. Так что Миша скоро уйдет от нас.

– Понятно, – задумчиво произнесла Дана. – Ну я пойду, а вы посмотрите свое расписание, если, что-нибудь не так, скажите.

Вечер она посвятила поиску обещанного креатива.

Как привлечь людей, чем заинтересовать? Ведь музей – не кинотеатр, не эстрада, не ночной клуб. Здесь нужен баланс между научно-познавательной, просветительской и развлекательной сторонами. При этом главным направлением должна оставаться музейная деятельность, в ее первозданном значении.

Подумав так и эдак, Дана решила применить собственный опыт. В галерее они проводили литературно-музыкальные вечера, органично вплетая в сценарий рассказы о художниках. Готовились к таким мероприятиям очень тщательно, не ограничиваясь сухими биографическими справками. Разумеется, в большом городе большие возможности, и она приглашала талантливых музыкантов, известные поэтов и писателей. Не говоря уже о самих «именинниках» – художниках, скульпторах и других представителях изобразительной богемы.

Но кого позвать в Задорине? Здесь, кроме музыкальной школы и хоровой студии в ДК, больше нет «очагов» музыкальной культуры.

Что ж. Надо исходить из имеющегося. С утра она забежит в «музыкалку», познакомиться с директором…

Внезапно перед глазами встал Миша. Его печальный незабудковый взгляд проникал прямо в сердце, заставлял его сжиматься в невыразимой жалости.

Как ей знакомы и понятны чувства мальчика! Она невольно вспомнила те страшные дни, когда пришло известие о смерти матери, и началась подготовка похорон. Сами похороны помнились смутно. Ее поили успокоительными каплями, кто-то был рядом, говорил слова утешения…

Но как она может сравнивать себя с этим малышом? Ей было уже двадцать пять лет. Ее поддерживал муж. Сочувствовали десятки людей. А у Миши никого, кроме пьяной бабки.

Рассердившись на свой «эгоизм», Дана вскочила с кровати и схватила трубку сотовой связи. Напуганный Мартин, мирный сон которого грубо прервали, таращил на хозяйку огромные глаза.

– Алло, Ираида Ивановна? Добрый вечер! Извините за беспокойство… Что?… Нет, нет, все в порядке… Расписание? Вам понравилось?… Я рада… Ага… Да… Нет, я вот по какому делу. Вы, случайно, не знаете адрес Миши Соловьева?… Да, у которого мама… Ага. Хорошо, я подожду… Да, я слушаю!.. Так. Записала. Спасибо… Нет, я просто хотела узнать, как он живет… Угу. Всего доброго!

Она была уверена, что придется вызывать такси, но дежурный администратор, к которой Дана обратилась за помощью, обрадовала ее – переулок Встречный, где живет Миша, всего в двух шагах от гостиницы.

На улице темнело. Промозглый ветер гнал по тротуару ворохи жухлой листвы. Подняв воротник пальто, Дана почти бегом ринулась в сторону Встречного.

Через пару минут она свернула в переулок и поискала глазами нужный дом. Так, ей нужен номер шесть, значит третий по счету с правой стороны. Ага, вот он. Двухэтажный, с облупившейся штукатуркой и желтыми квадратами мутных окон.

Скрипучую дверь квартиры открыла полная женщина в расстегнутом пуховике. На ее круглом лице было написано крайнее удивление.

– Добрый вечер! Я завуч Миши Соловьева. Он дома?

– А-а! Вот оно что! А я никак в толк не возьму. К Соловьевым и такая дама! Проходите в комнату! А я из опеки. Вот, сижу, жду бабушку. Как будто делать больше нечего. У меня у самой двое детей голодные сидят. Муж со второй смены придет, тоже надо накормить. Была бы в этом городе еще какая-то работа, да разве ж я пошла в соцработники? Да ни за какие пироги! Господи!

Тяжелый воздух, теснота и тусклый свет единственной лампочки говорили о непролазной нужде. В неубранной комнате, обставленной какой-то рухлядью, за столом сидел Миша и рисовал.

Увидев Дану, он смутился, но продолжил рисовать. Скорее по инерции, чем по желанию.

– Садитесь вот на этот стул, – предложила толстуха и снова вздохнула.

– Спасибо. Миша, а где бабушка?

– В магазине, – не поворачивая головы, ответил мальчик.

– В винном отделе, скорее всего, – ядовито добавила соцработник.

– А ты сегодня ужинал?

Миша снова покраснел и молча помотал головой.

– Какой там ужин? И хлеба-то, наверное, нет, – снова встряла женщина.

– А вы разве не обязаны накормить ребенка? – поинтересовалась Дана.

– Я кормила, – неуверенно ответила работник опеки. – Кефир давала, пряники.

– Миша, пойдем в кафе, поужинаем! – как можно ласковее предложила Дана.

– Конечно, Мишенька! Иди с тетей! Извините, не знаю вашего имени. Иди, а я бабушку дождусь, скажу, чтобы не теряла тебя. Хотя ей все до лампочки, алканавке этой.

– Зачем вы при ребенке? – шикнула на нее Дана.

– А я что? Неправду что ли сказала? Да ее тут все знают! Она…

– Помолчите! – прикрикнула Дана и обратилась к мальчику: – Миша, где твоя одежда?

– Вот, – показал он на пеструю кучу, лежавшую на спинке кровати.

– Одевайся, я помогу тебе. Носки только эти, других нет? Ладно, надень их. И свитер. Вот так. А где твоя куртка?