Клэр Бреттонс - С вечера до полудня

Колени Гордона сделались мягче ваты, руки судорожно сжались. Да, они уже целовались раньше, но либо разыгрывая перед кем-нибудь посторонним комедию, либо в момент сильнейшего эмоционального напряжения, как вчера вечером в квартире Габриелы. Сейчас же поцелуй принадлежал только им и зависел только от их желания… от ее желания.

Не в силах больше сдерживаться, он наклонился к ней, и их губы слились в жарком поцелуе. Габриела тихонько вздохнула. По телу Гордона пробежала неистовая дрожь. Губы девушки оказались такими же сладкими и теплыми, как и в первый раз, — нет, даже лучше, ведь теперь она не думала ни о чем постороннем.

Гордон понял, что погиб.

Ее пальцы легонько перебирали его волосы, мягко поглаживали затылок. Другая рука, покоившаяся у него на плече, конвульсивно сжалась, словно говоря ему, что Габриела хочет большего.

Гордон теснее сомкнул кольцо своих рук, ближе привлекая ее к себе, пока она не прижалась к нему всем телом. Габриела что-то прошептала, невнятно, почти беззвучно, но он понял ее.

Ее приоткрытые губы таили в себе соблазн, обещание, страсть. Языки их встретились и соединились в сладостном горячем союзе. Она издала негромкий чувственный стон. Гордон понял, что летит в пропасть, полностью теряет контроль над собой. Но внезапно его пронзил леденящий холод. Боже, что он делает! Он не может предаться любви с нею, пока не расскажет ей все начистоту. А что тогда? В ее глазах он будет не лучше ее отца.

На него нахлынула горечь разочарования, обиды и на самого себя, и на нелепо сложившиеся обстоятельства, отнимавшие у него самое желанное в мире.

Он медленно разжал руки. Габриела замерла. Спустя бесконечно долгое мгновение она одернула свитер и смогла наконец поднять на Гордона взгляд.

— Что случилось?

В голосе ее звучали недоумение, стыд. У Гордона стало еще хуже на душе. Нельзя было заводить ситуацию так далеко.

— Хм… — Слова не шли ему на язык. Он так хотел снова поцеловать ее. Хотя бы разок, тогда наваждение рассеется и он снова сможет мыслить логически.

Но он лгал самому себе и понимал это.

— Гордон?

В глазах Габриелы снова появилось недоверие. Вероятно, она подумала, что отвергнута им, — ее поникшие плечи, растерянное выражение лица, жалобная нотка в голосе свидетельствовали об этом. Может, оно и к лучшему, решил Гордон, хотя сердце его сжимала безысходная тоска. Нет, нет, твердил он себе. Дружеская расположенность — вот то единственное чувство, которое он может позволить себе испытывать к Габриеле.

Она наморщила нос и принюхалась.

— Тебе не кажется, что где-то что-то горит?

— Горит? Да нет вроде… — И тут его осенило: — Черт! Да ведь это же твой завтрак! — Вылетев из комнаты, он рванул вниз по лестнице.

Габриела пошла вслед за ним. Подобрав валявшееся на ступеньке полотенце, она перекинула его через плечо. Подумать только, какое впечатление произвел поцелуй такой простой, ничем не примечательной девушки, как она, на Гордона Сазерленда, этого сногсшибательного мужчину! Мысль эта даже слегка пугала ее, но вместе с тем и радовала. Однако тут Габриела вспомнила, как неожиданно он остановился.

Радужное настроение как ветром сдуло. Зря, наверное, она вообразила, будто нравится ему. Просто еще никто и никогда не целовал ее так, как Гордон. А на самом деле он никаких особенных чувств не испытывал — она поняла это за мгновение до того, как он остановился. Между ними чуть было не возникло что-то огромное и прекрасное, но в последний миг Гордон отступил.

В очередной раз она открылась перед мужчиной — и была отвергнута. Но в прошлом она всего лишь испытывала горечь разочарования, сейчас же была ранена в самое сердце.

И все же она не падала духом. Быть может потому, что уловила боль и смятение Гордона в тот момент, когда он вдруг отстранился от нее. А что, если он так внезапно остановился по той же причине, по какой в свое время Рейнер держал сына на расстоянии, не позволяя ему слишком любить себя? А вдруг и она подошла очень близко к запретной черте? Во время поцелуя она испытала ни с чем не сравнимое наслаждение, и ей это понравилось. Наверное, и ему было бы столь же хорошо… если бы он позволил себе так же забыться.

Повернув на следующий пролет лестницы, Габриела снова нахмурилась. Уж не обманывает ли она сама себя? Вполне вероятно, Гордон вовсе и не был потрясен, как она. Может, он просто не хотел ее. Как ни больно признать, но он с самого начала ее недолюбливал. Да, они стали лучше относиться друг к другу, но вдруг для него дело ограничилось лишь мимолетным, ничего не значащим увлечением?

Габриела мучительно размышляла всю дорогу к кухне и наконец поняла простую истину: она ничего не значит для Гордона. Она влюблена в него по уши, а он — нет. Увы!

В кухне дым стоял столбом. У Габриелы мгновенно выступили слезы на глазах, в горле запершило. Она поспешно открыла окно, впуская в помещение свежий воздух.

Гордон стоял у раковины, отмывая остатки… чего?

— Гор?

— Что?

Судя по тону, он еще не успокоился. Злился, должно быть, на себя и за то, что сжег завтрак, и за то, что поцеловал ее.

Постояв в нерешительности, Габриела накрыла на стол, налила себе чашку кофе и, порывшись в холодильнике, выудила оттуда жареную куриную ножку. Откусив от нее, она уселась в уютное кресло рядом с дубовым столом. Гордон, стоя к ней спиной, отчищал сковородку. Габриела любовалась его широкими мускулистыми плечами. Как, наверное, приятно было бы гладить их. Жаль, что ей никогда уже не придется испытать это удовольствие.

Заняться любовью с Гордоном Сазерлендом — золотая мечта любой женщины. Габриела отложила недоеденную ножку. Уж ей-то это, увы, не светит. Сама мысль об этом абсурдна, и они оба это сознают. Что до Гордона, то ему даже целоваться с ней не нравится. Печально, но факт. По крайней мере, вздохнула она про себя, она привела его в не меньшее смятение, чем он ее. В этом было хоть какое-то утешение.

Гордон резким движением завернул кран. Внезапно он понял, что ему делать. Раз его тело так жаждет удовлетворения страсти, этого необузданного первобытного инстинкта, раз нельзя заглушить этот зов плоти — что ж, остается одно: встретить неизбежное лицом к лицу и потом расхлебывать последствия.

Он повернулся к Габриеле. Та сидела в кресле, поджав ноги, и доедала кусок курицы. Ему захотелось самому оказаться на месте этой куриной ножки. Тело его вновь властно напомнило о себе. Без единого слова Гордон схватил девушку за руку и поставил на ноги.

Уронив курицу на тарелку, Габриела вопрошающе посмотрела на него. Он обнял ее за плечи и попытался что-то сказать, но ничего не вышло. Его обуревало одно-единственное желание — утонуть, раствориться в ней без остатка и забыть все причины, заставляющие его ненавидеть себя за эту страсть.