Клэр Бреттонс - С вечера до полудня

С того дня, как умер Рейнер, Эванс сделался для Гордона больше чем другом. Он стал его главной опорой в жизни и даже, хотя был старше Гордона всего на шесть лет, вторым отцом. Он ни в чем не стеснял младшего друга, предоставляя ему полную свободу действий, но по первому же зову, не раздумывая, бросался на помощь.

Раздавленный горьким чувством утраты, Гордон заглянул в зеркальце заднего вида и снова уставился в окно. И почему теперь все стало таким смутным, неясным? Почему теперь так трудно делить мир на черное и белое? Ведь Эванс обладал безошибочной интуицией — и подозревал Габриелу в мошенничестве.

Беда в том, что и Гордон обладал интуицией. И он-то как раз теперь уже ни в чем не был уверен.

Габриела что-то пробормотала во сне. Не удержавшись, он ласково погладил ее по голове. И как Эванс мог заподозрить в мошенничестве девушку, столь похожую на ангела?

Лаская пальцем мочку ее уха, он вдруг задумался. Приходилось признать, что перед ним встала серьезнейшая проблема. Ему следовало бы ненавидеть Габриелу, свирепеть при одном взгляде на нее — из-за Эванса. Иначе получается, что он предает память друга. И он старался — Господь видит, как искренне он старался, — возненавидеть ее, но тщетно.

Правда, он ее и не любил. Любовь просто не могла вырасти на почве взаимного недоверия, недомолвок и подозрений. Тогда что же он чувствовал? Одного лишь физического влечения недостаточно для того, чтобы так глубоко поразить его сердце. Быть может, вожделение приобрело неожиданную эмоциональную окраску и потому кажется чем-то большим?

Гордон снова покосился на девушку. Длинные ноги, великолепные белокурые локоны, очаровательное личико. Он ведь всегда питал склонность к длинноногим блондинкам, особенно интеллектуальным, у которых не ветер в голове гуляет. Чем дольше он обдумывал эту мысль, тем больше убеждался: да, так оно и есть. Это всего лишь вожделение. А его переживания по поводу Эванса придали возникшему чувству особый эмоциональный оттенок — только и всего.

Машина плавно катилась по шоссе. Габриела заставила себя открыть глаза. Она по-прежнему не ощущала онемевших кистей рук и не могла даже шевельнуть ими. Застонав, она оперлась на локти и выпрямилась на сиденье.

— Привет. — Гордон включил сигнал поворота.

Была уже ночь. Мерцавшие на приборной доске огоньки отбрасывали на лицо Гордона зеленоватые отблески, но даже эта причудливая игра теней и бликов не портила его.

— Где мы?

— На пути ко мне.

Колесо попало в рытвину, машина подпрыгнула. Желудок Габриелы вдруг пронзила острая боль, и тело покрылось холодным потом.

— Останови машину.

— Не могу. Мы на мосту.

— Останови машину! Пожалуйста! — Она привалилась к окну. Холод. Головокружение. Тошнота.

Свернув на полосу безопасности, Гордон затормозил.

— Что с тобой?

— Мне плохо. — Она задыхалась. — Открой окно.

Гордон поспешно повернул ручку с ее стороны. Лязгнули металлические шарниры, дверца приоткрылась, и Габриела чуть не вывалилась наружу. В лицо ей ударил свежий воздух.

— О Боже, Боже! — простонала она.

Желудок ее сжался. Она едва успела высунуться и опереться о раскрытую дверцу, как у нее началась неукротимая рвота.

— Ну как, отпустило? — спросил Гордон, когда приступ кончился.

Она еще не могла отдышаться, в голове у нее по-прежнему плавал туман.

— Вот, глотни. — Он поднес к ее губам колпачок от термоса с травяным чаем.

Она замотала головой. Холодная жидкость только смочила ей губы. Боясь, что ее снова начнет тошнить, она попыталась отвернуться. Но Гордон крепко держал ее.

— Это тебе поможет. Ну выпей, малышка, один глоточек.

«Малышка». Сколько нежности и сострадания в его голосе! Чтобы услышать это еще раз, она согласилась бы босиком пройти по раскаленным углям. С трудом она заставила себя отпить.

— Вот умница. — Гордон погладил ее по голове.

Сзади, отразившись в зеркальце машины, сверкнуло что-то красное, и через некоторое время к ним подошел офицер полиции и постучал в окно.

— Неполадки с машиной?

— Нет, — отозвался Гордон. — Жена плохо себя чувствует.

— Она не рожает?

— Нет. По-видимому, желудочная инфекция. Габи, ты уже можешь ехать?

От одной мысли об этом к горлу ее снова подступила тошнота.

— Да.

— Отлично. — Офицер вздохнул с видимым облегчением. — Просто замечательно.

Гордон прикрыл дверцу. Габриела облокотилась ему о плечо и с огромным усилием открыла глаза.

— Ты такой славный, Гор.

В глазах его полыхнул какой-то странный огонек. Поспешно отвернувшись, он сосредоточил все свое внимание на дороге, выводя машину обратно на главную полосу.

Неужели в его взгляде и впрямь мелькнуло что-то похожее на чувство вины? Должно быть, она ошиблась. С чего бы ему чувствовать себя виноватым перед ней? Ну да, конечно, он солгал ей относительно причины, заставившей его принять участие в расследовании. Одним стремлением помочь Лейси это явно нельзя было объяснить. Габриела знала, что кто-то из близких ему людей стал жертвой похищения. Гордон не признал этого, но и не отрицал. Но все равно он не виноват. Так в чем же дело?

— Как ты думаешь, чем ты отравилась? — спросил он.

Голос его звучал как-то странно. Габриеле совсем не хотелось отвечать. Но ведь он опять помог ей — в который уже раз! — и ему нужно доверять.

— Я не отравилась.

— Ну да. Ты не можешь шевелить руками, тебя только что вырвало, но ты не… — Оперевшись о подлокотник, он потер висок. — Это с девочкой, да?

— Именно так. — Откинувшись на спинку сиденья, Габриела прикрыла глаза. Может, если ни о чем не думать и заняться упражнениями, которым ее научила доктор Хоффман, спазм в желудке пройдет и голова станет меньше кружиться?

Нахмурившись, Гордон прибавил скорости, чтобы успеть на зеленый свет. Если она действительно симулирует телепатические боли, то на этот раз зашла слишком далеко. Но, с другой стороны, он своими глазами видел пот на ее лице, видел, как ей было плохо. Такое не сыграешь. Шоколадные батончики — вот единственное объяснение ее заболеванию. Конечно, никакой она не медиум, но больна по-настоящему. Точно. Перебрала шоколада.

— Ты сказал, мы едем к тебе?

— Да.

— Мне надо попасть ко мне домой.

— Но ты же больна.

— Но мне надо. — Она потерлась локтем о его бедро. — Ты же сам говорил — мне надо встретить опасность лицом к лицу.

— Это было до того, как тебя вывернуло прямо на улице.

— Поехали ко мне, — настаивала Габриела, потом закрыла глаза и стала бормотать что-то о ровных дорогах.