Маргот Бленд - Мадам Марракеш

Карлотта мягко улыбнулась улыбкой сонного ребенка и поглубже устроилась в своем шезлонге.

– Мне тоже. Спокойной ночи.

Глава четырнадцатая

Изобель открыла дверь своего номера. На пороге лежала записка. Сделав усилие, она наклонилась, чтобы поднять ее. Прочитала и неспешно скатала в шарик.

– Какая стерва! – произнесла она сухо, со злостью. – Значит, поехали обедать за город без меня. Уверена, что это она все подстроила. Думает, что очень ловкая.

Изобель усмехнулась.

– Но ничего, она еще свое получит. Я ее сделала, и она никогда не узнает об этом. Джереми, конечно, скушал эту историю про лесбиянку. Скушал и уже, наверное, переварил. Так что пока все хорошо получается.

Она прошла в спальню и достала из шкафа бутылку виски. Наполнила бокал и предалась любимому занятию – разглядыванию себя в зеркале. Поправила прическу.

Они неплохо поработали, там, в салоне красоты. Эти локоны вокруг лица и завитки, пожалуй, мне идут. Сейчас мне можно дать не больше тридцати, ни днем больше. И волосы стали такие мягкие, по крайней мере мягче, чем у этой хитрой идиотки Карлотты. Эта тупица никогда не поймет, что мужчинам нравятся беззащитные маленькие женщины.

С бокалом в руке она вышла на балкон. Внизу сквозь листву на солнце поблескивал бассейн. В конце его, у бара в шезлонгах расположились Чендлер, Френки и Иэн Драммонд-Брюс. Она инстинктивно убрала бокал за спину. Постояла еще с минуту и вернулась в комнату.

А Иэн симпатичный. И сейчас без своей старухи-жены. Это хорошо. Мне он нравится. Сразу видно – джентльмен. Учился в знаменитом Итоне, потом в Оксфорде. И кто бы мог подумать, такой мужчина, и алкоголик. Да, чего только в жизни не бывает.

Она всхохотнула и допила бокал. Еще раз поправила прическу и вышла из номера.

При приближении Изобель Чендлер и Иэн приподнялись. Чендлер притворно зажмурился, якобы ослепленный красотой ее новой прически.

– Добрый день, Изобель. Как вы красивы сегодня.

Та лукаво скосила на него глаза.

– Ах оставьте, Чендлер.

Иэн подал ей стул, но Изобель покачала головой.

– Если вас не затруднит, будьте добры, попросите официанта принести зонт. Я не могу сидеть на солнце. Рыжим никак нельзя на солнце.

Тут ее взгляд остановился на сияющей золотом копне на голове у Френки.

– Я просто не пойму, как вы, Френки, можете лежать так подолгу на солнце. Я бы тоже хотела, но стоило вчера чуть-чуть открыться, и уже ночью не могла спать от волдырей. Ну очень нежная кожа.

Френки попыталась придать своему лицу серьезное выражение.

– Ну, тут все дело в привычке. И, конечно, хороший лосьон тоже немало значит. А самое главное для меня – это не забывать каждую неделю окунать волосы в тазик с краской.

Нижняя губа Изобель отвисла чуть больше обычного.

– Боже мой! Да я никогда бы не подумала, что ваш цвет не натуральный.

Она повернулась к Иэну.

– А где миссис Брюс? Жаль, что ее нет, с ней так приятно проводить время.

Иэн пристроил зонт, и Изобель наконец села.

– Она сейчас дома, обустраивает новую квартиру. Ну и другие дела по хозяйству.

Стремительно приблизилась Малага.

– Добрый день всем. И не спрашивайте меня ни о чем. Я чувствую себя отвратительно. Не сомневаюсь, что вчера вечером я что-то натворила, по крайней мере, наболтала. О, как я себя ненавижу. Интересно, а женщин берут в Иностранный Легион?

Чендлер посмотрел на нее поверх своих темных очков.

– Если и берут, то только не для укрепления боеспособности. Но тебе, я уверен, найдут применение. С такими талантами тебя ждет там успешная карьера.

– Ох, заткнись!

Она сбросила на траву свой махровый халат. Загорелое тело резко контрастировало с золотистым бикини. Она потянулась, как кошка. Глаза всех мужчин у бассейна были обращены на нее. Вчерашний молодой араб подался вперед на своем стуле, снял темные очки и застыл. Затем, как бы очнувшись, оглянулся кругом на пялящихся на Малагу мужчин. Выбросил сигарету и выскочил вон.

Малага легла на траву.

– Кто мне закажет чего-нибудь выпить? Мне просто необходимо подлечить разрушенную психику. И я, как всегда, без гроша.

Чендлер вздохнул.

– Все как всегда, дорогая. Что ж, все равно моя очередь заказывать. А что для вас, Изобель?

– Пожалуй, томатный сок.

– И туда немного водки?

– О, нет, – Изобель сделала ужасные глаза.

Чендлер кивнул.

– А вам, Иэн? Тоже томатный сок?

– Да, пожалуйста, и чуть-чуть ворчестерского соуса.

Изобель обернулась к нему.

– Что это за детское питье для такого большого мужчины. Почему бы вам не добавить туда немного водки?

Она придвинулась к нему ближе.

– Я тоже добавлю себе, если вы это сделаете. Он смущенно улыбнулся и покачал головой.

– Нет, благодарю.

Она слегка потрепала его по руке.

– Да бросьте вы. Я вызываю вас на соревнование.

Некоторое время он сосредоточенно рассматривал свои ладони.

Я уже много недель не брал в рот ни капли. Почему бы не попробовать? В конце концов, я всегда знаю свою норму и всегда смогу вовремя остановиться. Это ведь просто так. Не очередной запой.

Он поднял голову.

– Хорошо. Только, чтобы доставить удовольствие вам, Изобель.

Сделав заказ, Чендлер посмотрел на Изобель.

– А где Карлотта? И, кстати, где наш Джереми? Они что? Вместе куда-то убежали?

– Можно сказать, что да. Я получила записку, они поехали обедать за город. А я все это время зря прождала ее.

Официант принес напитки. Сделав глоток, Изобель удивленно округлила глаза.

– Надо же, совсем другой вкус, когда добавлено немного водки. Да и совсем не крепко. А Карлотта ни слова не сказала о своих планах на утро. Она вообще странная женщина. Хотя мы провели много времени вместе – мы ведь были пассаужирами на теплоходе через Атулантику, но я бы не сказала, что очень хорошо ее знаю.

Малага резко поднялась на ноги.

– Чендлер, пойдем немного поплаваем.

Они прыгнули в бассейн и поплыли рядом к дальнему концу. Чендлер собрался повернуть, но она задержала его.

– Чендлер, я хочу кое о чем тебя спросить, и поэтому я позвала тебя в бассейн. Мне захотелось узнать, на каком языке говорит Изобель. Все эти ее: Атулантика, пассаужир… Я помню, она как-то произнесла еще: роумантик. Ты ведь американец, скажи, откуда у нее такой выговор?

Чендлер покачал головой.

– Уверяю тебя, к американскому это не имеет никакого отношения. Думаю, общаясь с Джереми и Иэном, ей пришло в голову, что британский выговор более респектабельный, ой, извиняюсь, респектаубельный, чем южно-бруклинский, который у нее иногда прорывается.

Малага зашлась в смехе.