Медвежий Яр. Часть 1 - Алёна Берндт
– Ты знаешь, мне кажется, вы просто поторопились, – говорила подруге Наташа, – Виталий сам торопил события, конечно, я уверена, что он хотел как лучше. Но ему нужно было просто дать тебе время, вот и всё. И я думаю, что сейчас он так и решил сделать, он решил подождать, когда ты будешь готова.
– Да, ты безусловно права, – кивала головой Лиза.
Она никому не говорила про свою встречу с Мариной и их разговор, как и не спрашивала Виталия о визите в больницу его бывшей жены. Лизе стало намного легче после того, как она сказала Виталию всю правду – что она не может выйти за него, и не знает, изменится ли это когда-нибудь. Мужчина хмуро слушал её объяснения, и Лиза всё ждала, что он рассердится, но нет… Он молча выслушал её, и попросил разрешения заходить в гости в усадьбу, потому что считает всех её обитателей своими друзьями, поддержавшими его в сложное время. И теперь хоть и не очень часто, но бывал он желанным гостем за ужином или за обедом, где радовал Варвару своим аппетитом, Екатерину Александровну – беседами о прочитанных книгах, деда Архипа – разговорами о том, что происходит на комбинате по технической части, а Федюньку – новой игрушкой или лакомством.
– Лиза, я думаю, ты очень поспешила с увольнением, – говорил он Лизе, – Даже Жарков это признал, что мы не можем найти тебе замену. Теперь лебезит передо мной, пока никто не видит – просит меня, чтоб я тебя уговорил вернуться обратно.
– А ты что же, будешь уговаривать? – усмехалась в ответ Лиза.
Ей стало теперь очень легко жить. И от того, что она сказала Виталию всю правду, что позволило ей относиться к нему, как к другу, и от того, что ушла работать обратно в мастерскую. Там не было сумбурных совещаний, приезжих отовсюду проверяющих и прочих комиссий. Была только любимая ею работа.
– Нет, не буду уговаривать, – отвечал Виталий, – Я и сам вижу, как ты засияла от этой перемены. Видимо, матрёшки – это не твоё. Это я тебя втянул в это всё… не подумав как следует.
– Твои матрёшки помогли мне вернуться. Всё ты сделал правильно. Просто всему своё время и мне пора было уйти оттуда.
Лиза говорила правду, как бы то ни было, а именно всё то время, что она провела на комбинате, позволило ей пережить нечто такое, что необходимо было пережить. Потому что сейчас, возвращаясь из мастерской, она частенько усаживалась за старый стол в маленькой комнате, выходящей единственным окном на заснеженный теперь сад, и на холсте, который так долго простоял пустым и чистым, стали появляться первые наброски.
А Бобровка жила своей прежней жизнью. Разговоры про недавние события, приведшие к смене руководства на комбинате, еще не стихали и развлекали население, которое и само придумывало новые, порой невероятные события этой истории.
– Вот, значит я была права, когда говорила, что не просто так Медведиху в руководители мастерской взяли! – вещала Зина на весь магазин, заглянув туда за хлебом, ну и поболтать, и совершенно не подозревавшая, что Наташа сегодня подменила заболевшую коллегу и внимательно слушает её, сидя за прилавком, – Этот Шухрин её по блату протолкнул, мне Фрося говорила, что сама видала, как он подарки областной комиссии возил, чтобы её согласовали! Какой из неё художник! Тоже мне, Шишкин! Да она раньше сажу с церковных образов чистила, это что ли художество?! Разжилися там в усадьбе своей, как барчуки! Управы на них нету, куда только власти смотрят, такое позволяют!
– Да ничего тебе Фрося не говорила, не ври, – ответила ей Люся Гриценко, она была этой самой Фросе, работающей теперь на месте Зины уборщиком помещений, родной сестрой, – Фрося с тобой вообще не разговаривает после того, что ты про неё наболтала! Так что не приплетай её к своим выдумкам! Заняться тебе нечем, вот что я тебе скажу, ты от безделья всякую ерунду про людей и придумываешь!
– Я инвалид! На производстве пострадала, а ты меня в безделье обвиняешь! – со слезой в голосе ответила Зина и промокнула сухие глаза кончиком платка, – А про Елагиных давно пора куда следует заявить, пусть разберутся с этой семейкой.
– А вот мы и выяснили, кто же это у нас в Бобровке анонимки на честных людей строчит, – раздался над самым ухом Зинаиды тихий и вкрадчивый Наташин голос, которая незаметно подошла к ней сзади, – А комиссия-то приезжая головы свои умные ломала, кто же это хотел производству навредить и напраслину на Шухрина навёл! Всё думали, кто же, кто же хотел заказы в новом цехе саботировать! А это Зиночка наша решила отомстить за свою несостоявшуюся жизнь. Вот, теперь ты при свидетелях об этом заявила, и мы не станем писать анонимки! Мы напишем коллективное письмо, все тут слышали, что ты говорила!
– Ты что?! Ты что, Наташка?! – кричала испуганная Зинаида, – Да не писала я никаких анонимок! И что я такого сейчас сказала?!
– Да не юли, поздно, дорогая моя! – холодно блестя глазами ответила Наташа, – Все слышали, что ты про Елагиных сказала, и про Шухрина тоже, что он якобы кому-то там подкуп давал! Я всегда говорила, что твой язык тебя до добра не доведёт, если ты его не научишься прикусывать вовремя! Ну вот, и сбылось моё предсказание!
– Ты! Змея! Только попробуй тронь меня! – испуганно затараторила Зинаида и попятилась к выходу под насмешливые взгляды продавцов и немногочисленных покупателей, – Ничего я не говорила, ничего!
– Следи за языком своим, – отрезала Наташа, строго глядя на Зинаиду, – Если я еще услышу, как ты зря про людей болтаешь, не поленюсь и схожу к участковому нашему, да и спрошу у него, куда написать про то, что мы сегодня тут все своими ушами слышали!
Потом, когда Наташа рассказывала про эту встречу Лизе, обе сначала давились от тихого смеха, но потом Лиза нахмурилась:
– Наташ, я не понимаю – за что? Что такого сделала моя семья? Чем провинилась, что такие разговоры идут, я никак не могу понять!
