Удачная подмена - Евгения Черноусова
Ну, глядя на незнакомый номер, Лина ничего такого не предполагала. И вот знакомый голос. Особенно не стесняясь, мать поведала о том, что своевременно переслала в Россию документы, чтобы принять наследство умершей дочери, и только на днях, испытывая денежные затруднения, решила затребовать деньги. Обратилась к другу Саше и узнала, что дочь, оказывается, жива. И уж коли разговор этот начат, то пора дедово наследство поделить.
– Я жива, так что наследство тебе не светит.
– Ишь, как заговорила. А совесть?
– Совесть, мама, субстанция нематериальная. Деньги, которые оставил мне дед, прожиты, а квартиру я буквально на днях пообещала папе. Пожизненно, потом он её Женьке моему оставит.
– К-какому Женьке? – мама даже заикаться начала.
– Сыну моему, внуку вашему общему, который месяца через полтора родится.
Почему-то имя зацепило её даже больше, чем отказ поделиться наследством.
– Не смей! Слышишь, не смей этим позорным именем моего внука называть!
– Я так решила. А ты при встрече, если она когда-нибудь состоится, можешь звать его «мой малыш», «внучок», «котик», «пупсик». Пока!
Лина отшвырнула трубку и решила выйти прогуляться, чтобы немного разрядиться. Заодно до торгового центра дойти, творога купить. Терпеть она его не может, но для формирования костей ребёнка полезно. Пока ковырялась на стеллаже с молочными изделиями, разглядывая срок годности, обратила внимание на неприятного типа, мрачно поглядывающего на неё из-за контейнера с минеральной водой. Знакомое лицо. Впрочем, в здешний магазин ходят только живущие в микрорайоне, так что со временем все лица примелькаются. А Санталовы хоть и первый месяц тут живут, но до болезни Ивана почти полгода жили в соседнем квартале.
Лина вышла из дома налегке, только бумажник в карман пальто сунула и маленький пакетик, зная, что ничего кроме творога покупать не будет. Стоя на крыльце магазина, посмотрела по сторонам. Уже почти совсем стемнело. Днём было на нуле, но к вечеру изрядно похолодало. Прошлой ночью до пятнадцати градусов опускалось, похоже, что и нынче будет не теплее. Обычно она выходила гулять позже, но раз уж оказалась на улице, так лучше потоптаться заодно, чтобы потом из дома не вылезать. Может, и пораньше спать завалится. Хотя она очень уговаривала мужа поехать на семинар, но без него чувствовала себя неприкаянной. Встряхнулась и двинулась по хорошо присыпанной песком дорожке. Решила по ней дойти до следующего квартала, где они прежде жили, обойти его по кругу и мимо школы вернуться к дому.
Когда Лина оказалась в арке, ведущей в квартал, окружающий школу, сзади послышались шаги. Она ускорилась, но чьи-то руки крепко ухватились за её плечи. Это тот, что следил за ней в магазине, сразу поняла она. Пока Лина пыталась вырваться, другой мужчина заклеил ей рот, а потом прикрыл скотч медицинской маской. Они взяли её за руки с двух сторон и потащили назад. Запихнули в машину, заломив руки и связав их за спиной.
Машина – какой-то жигуль древнего вида. В салоне невыносимо пахнет бензином, и к горлу подкатывает тошнота. Некоторое время она часто дышит носом, пытаясь побороть рвоту, но потом горло обжигает желудочным соком, рвота заполняет рот и нос, маска намокает, Лина задыхается. «Э-э», – тянет непонимающе тот, кто уселся рядом. А тот, кто за рулем, матерится, прижимается к обочине, разворачивается к пассажирам, снимает с Лины маску и срывает скотч, получая на руки фонтан рвоты. Он снова матерится и шипит:
– Слышь, ты, свинья супоросная, мы тебе пасть оставим отклеенной, но если ты хоть слово!
И выразительно подносит к её лицу кулак.
– Атас, менты, – шипит второй.
Линино сердце пускается в пляс, но машина с мигалкой проносится мимо. Лина мучительно кашляет, сплёвывая на колени, потом новый позыв рвоты. Сосед отодвигается, насколько это возможно, но в этом авто возможности ограничены. Машина вновь срывается с места, и Лина заваливается на соседа. Тот брезгливо её отталкивает, и она ударяется лицом о спинку переднего сидения. Тут она уже чисто из вредности рыгает на неё. Водитель орёт:
– Блин, дядька убьёт за машину! Сама будешь её отмывать!
Как они не боятся? Эти дебилы провозят похищенную через центр. Но дуракам бог помогает, и на них никто не обратил внимания. Свернули в сторону Заводского района. Где-то на подъезде к территории завода они разворачиваются и какими-то закоулками мимо заброшенных складских зданий въезжают в узкий тупик. Споро выдёргивают из машины и вталкивают в сравнительно тесное помещение. Похоже на обычный частный гараж под одну легковушку. Грубо усаживают на засаленное сидение древнего стула и приматывают завязанные сзади руки к стойке стеллажа у стены.
Значит, для защиты и спасения у неё только ноги и язык. Ну что ж, язык важнее. Как-никак, она в журналистике уже год, да и в университете филологии обучалась. Они загоняют машину в гараж, с матюгами устанавливают лампу на капоте, направляя её на Лину. Она понимает, что готовится, и борясь с одышкой, спрашивает:
– А Полинка где? Неужели к мужу моему поехала? Вов, ты сам, что ли, свою бабу под него подложил?
Она узнала его, когда услышала «Менты!» Такая вот цепочка ассоциаций: в роли мента – участковый из их башни на Московском, а рядом Вова, которого он оттаскивал от двери «гнезда порока».
– Ты чё? – взрывается Вова и ударяет её в ухо.
– Она вам хоть денег чуток дала? За меня ведь мамаша дружка её немало заплатила, – продолжила она, не обращая внимания на боль. – А то ведь она от моего Санталова теперь не вернётся.
– Ты чё гонишь?!
– Ой, боюсь, что они уже в Москву рванули… представляешь, у него путёвка на двоих в Анталию на руках и мой паспорт заграничный. Ты позвони ей, спроси, где она. А если не ответит, позвони какой-нибудь её подружке и спроси, какие планы у неё были на мужика, к которому она хотела секретаршей устроиться.
Не обращая внимание на друга, который уговаривает его не горячиться и не звонить, как договорились, Вова набирает Полину, слышит механический голос и звонит какой-то Ксюхе. Она напропалую кокетничает с ним невзирая на его рычание. На это Лина и рассчитывала: подружка, такая же пустоголовая и бессовестная, сдаст Полину с потрохами. Лина знала, что Полина ещё
