Джеки Коллинз - Неистовая Лаки
Время от времени она навещала его в большом старом особняке. Они садились на просторной террасе, и Эйб рассказывал Лаки невероятные истории из давно минувших времен. О, это были золотые дни Голливуда. Эйб знал всех — от Чарли Чаплина до Мерилин Монро, и с огромным удовольствием рассказывал свои удивительные повести.
Лаки навестила бы его и сегодня, но, к сожалению, на это не оставалось времени. Ей вряд ли удастся увидеться и со своими детьми — двухлетней Марией и совсем еще крошечным, шестимесячным Джино. От второго — уже покойного — мужа, греческого судовладельца-миллиардера Димитрия Станислопулоса, у нее был еще один ребенок, девятилетний сын Бобби, но тот сейчас проводил лето у родственников в Греции.
— Мистер Пантер не отвечает, — сообщил Киоко.
— Ладно, перезвонишь ему попозже.
Лаки бросила взгляд на фотографии своих детей, выставленные в серебряных рамках на столе. Бобби — такой умница и уже начавший взрослеть, малыш Джино, названный в честь дедушки, и Мария со своими огромными зелеными глазами и самой чудесной в мире улыбкой… Лаки назвала так дочь в честь своей матери.
На несколько секунд она вернулась мыслями в прошлое. Перед ее внутренним взором предстал образ красавицы-матери. Забудет ли она когда-нибудь тот день, когда нашла ее тело плавающим в бассейне! Ее убил заклятый враг отца — Энцио Боннатти. Лаки тогда было пять лет, и ей показалось, что мир вокруг рухнул в одно мгновение Двадцать лет спустя она отомстила, прикончив подонка, что заказал убийство ее матери. Это было местью всей семьи Сантанджело, поскольку именно Боннатти являлся вдохновителем убийств и ее брата Дарио, и юноши по имени Марк — ее первой большой любви.
Лаки застрелила Энцио Боннатти из его собственного револьвера, объяснив это впоследствии необходимостью самообороны. «Он пытался изнасиловать меня», — с каменным лицом заявила она полиции. И ей поверили, поскольку ее отцом являлся Джино Сантанджело, а у него были деньги, и он знал, как их использовать. Да, она отомстила за всех и никогда потом об этом не жалела.
— Ну что, начнем звонить по телефону? — спросил Киоко, прерывая поток ее воспоминаний.
Лаки бросила взгляд на часы на запястье. Шел уже одиннадцатый час. Несмотря на то, что она встала в шесть часов, утро пролетело незаметно. Лаки взяла со стола список телефонов, по которым ей предстояло позвонить. Как и всегда, Киоко расположил их по степени важности — по крайней мере, в соответствии со своими представлениями, и она с ним, как всегда, не согласилась.
— Ты же знаешь, что я с большим удовольствием разговариваю с актерами, нежели со всеми этими зазнавшимися делягами, — напомнила Лаки секретарю. — Так что соедини-ка меня с Чарли Долларом.
— Он, кстати, настаивает на встрече с тобой.
— А в чем дело?
— Ему не нравится, как его изобразили на рекламных афишах «Речного шторма», выпущенных для Европы.
— Почему?
— Говорит, что выглядит на них слишком толстым.
Лаки вздохнула. Ох уж, эти звезды со своими вечными капризами!
— Эти афиши… — поколебавшись, начала она. — Их еще не поздно изменить?
— Я уже говорил с рекламным отделом. Изменить можно, но это влетит в кругленькую сумму.
— Но, наверное, не дороже, чем стоит суперзвезда? — с легкой иронией заметила Лаки.
— Как скажешь…
— Ты же знаешь мой подход: сделай их счастливыми, и они вылезут из кожи вон, чтобы получился хороший фильм.
Киоко согласно кивнул. Еще лучше он знал, что спорить с Лаки — занятие совершенно бесполезное.
Ленни Голден ненавидел все это дерьмо, но самое худшее в доле кинозвезды заключалось в том, что он из него просто не вылезал. Как странно люди относятся к чьей-либо славе! Они либо наваливаются на знаменитость восторженной толпой, либо стараются как можно больнее кольнуть. Женщины особенно невыносимы. С первого момента, когда они встречались с Ленни, на уме у них было только одно — как бы затащить его в постель. И дело заключалось даже не в его персоне — такова была участь всех кинозвезд. Костнер, Редфорд, Уиллис — женщинам было плевать на фамилию, главное, чтобы человек был знаменит.
Ленни научился игнорировать все эти дешевые приманки. Его «эго» не нуждалось в такого рода допинге. Ведь у него была Лаки — самая удивительная женщина в мире! В свои тридцать девять лет Ленни обладал неотразимым мужским обаянием, притягательностью и собственным, неповторимым стилем. Высокий, загорелый, подтянутый, с длинными светлыми волосами и внимательными глазами цвета морской воды, Ленни тщательно следил за собой и ежедневно упражнялся, поддерживая свое тело в превосходной форме.
Он был известной кинозвездой и не переставал этому удивляться. Всего шесть лет назад Ленни был еще заштатным комедиантом. Он бился за то, чтобы получить хотя бы самую проходную роль, готов был на какую угодно работу, лишь бы сшибить хотя бы несколько баксов. Теперь у него было все, о чем он только мог когда-нибудь мечтать.
Ленни Голден. Сын старого сварливого Джека Голдена — наемного писаки из Лас-Вегаса — и Тростинки Алисы. Его мать еще называли Пьянящей Алисой, поскольку в свое время она была одной из самых известных стриптизерок Вегаса, выступавшей по схеме «вот-их-видишь, вот-их-нет».
Сам он сбежал в Нью-Йорк, когда ему стукнуло семнадцать, и с тех пор шел по жизни, ни разу не обратившись к родителям за помощью. Отец его давно умер, но Алиса по-прежнему устраивала переполох всюду, где только ни появлялась. В шестьдесят семь лет, резвая и с обесцвеченными, как у юной старлетки, волосами, она никак не хотела смириться с мыслью о старости, поэтому единственной причиной, по которой она признавала в Ленни собственного сына, являлась его слава. «Я вышла замуж совсем еще ребенком, — бессовестно лгала она собеседникам, хлопая накладными ресницами и кривя сильно накрашенные губы в горестную улыбку. — Я родила Ленни в двенадцать лет!»
Он купил ей маленький домик в Шерман-Оукс, и Алиса тут же развила кипучую деятельность на новом месте. Она решила, что коли уж] ей не суждено стать звездой, то она должна стать чем-то вроде духовника всех окрестностей. Мысль оказалась удачной. К вящему изумлению Ленни, мать начала регулярно появляться в программах местного кабельного телевидения и болтать, что Бог на душу положит. После этого он нередко стал за глаза называть ее «моя мамочка-трепло».
Иногда последние годы его жизни казались Ленни одним большим счастливым сном — его женитьба на Лаки, головокружительная карьера… Абсолютно все!
Откинувшись на спинку кресла, он сузил глаза и обвел пляж внимательным взглядом. Опять она! Блондинка в купальнике усердно демонстрировала ему свои пышные прелести. Она уже несколько раз продефилировала мимо его кресла с явным намерением быть замеченной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});