Две полоски. Двойная ошибка - Ольга Дашкова
– Ольга Константиновна, рад вас приветствовать, меня зовут Вольдемар, прошу вас следовать за мной, я покажу вашу комнату.
Вольдемар. Почти как Воланд. Как интересно. А кот Бегемот будет? Я, случайно, не на бал Сатаны попала? Кивнула, пошла за мужчиной. Очень красивый дом и огромный, как оказалось. Деревянный пол, светлые стены, все выдержано в стиле, живые цветы. Мы поднялись на второй этаж, Вольдемар открыл дверь, пропуская меня вперед.
– Подскажите, Павел Львович уже приехал? Меня наняли как переводчика, могу я знать, когда будут переговоры или встреча, на которой я буду необходима?
Тощий склонил голову, она у него странная, такая продолговатая, темные волосы зализаны на левую сторону, тонкая полоска усов под носом. Я сказала что-то интересное?
– Располагайтесь, вас пригласят.
Ушел, тихо закрыв дверь.
Осмотрелась, комната была просторной, большая кровать, мягкий светлый ковер под ногами и снова ваза с живыми цветами. Белые лилии, терпеть их не могу, воняют так, словно кто-то умер. Ими была усыпана могила Чеха, так что земли не было видно. Ненавижу их.
Вздохнула, бросила сумку, сняла пуховик, взяв вазу, не знала, куда ее деть, нужно избавиться, иначе моя голова взорвется от этого едкого аромата. Придется отнести ее Вольдемару или просто выставить за дверь. Но выйдя в коридор, решила отдать ее ему лично.
Прошла вперед, остановилась у двух лестниц. По одной поднялись мы, а вторая, наверное, ведет в служебные помещения или на кухню, скорее всего, худой там. Начала спускаться, прижимая вазу с лилиями, которые еще больше стали источать аромат, к груди.
Из двух коридоров выбрала тот, что вел налево, но остановилась, услышав мужские голоса.
– О чем ты меня просишь? Совсем сдурел? Чтобы я сам, своими руками все им отдал? Все, над чем работал долгие годы?
– Кое-что останется.
– Вадик, не неси чушь! Это бред! Как такое могло случиться? Откуда у них столько акций?
– Мне надо тебе рассказывать, как покупают акции?
– А Журавлев? Как Семен мог продать свою долю? У меня в голове не укладывается. Мы несколько дней назад встречались, он ничего не сказал.
– У Семена проблемы в семье. Большие проблемы, там статья, ему не до акций.
– Мог мне сказать, я бы помог.
– Нет, Паша, ты бы не помог.
– Да что там такое?
– А ты еще не понял, кто решил купить, заметь – по дешевке, твою империю? Кто открыл свою большую зубастую пасть? И я уверен, что это не лично их инициатива и прихоть, это заказ, Паша, натуральный заказ. А Сему прижали за шантаж, на малолетке его застукали, он, оказывается, у нас любитель несовершеннолетних.
– Что ты такое говоришь?
– Паша, это, сука, мать его, жизнь, и не все твои друзья могут быть верными и кристально-чистыми перед законом.
– А Савицкий? С ним что?
– Ничего хорошего, в Италии он, ресторан открывает для молодой любовницы, сам понимаешь, куда деньги нужны были. Он ломаться, как Сема, не стал, ждать, пока прижмут к стене, достанут и начнут трясти грязным бельем.
– Да это пиздец какой-то!
Дальше лишь шаги и шорохи. Надо бы уйти, а я, застыв на месте, прижав к себе эту проклятую вазу, подслушиваю чужой разговор. Голос первого мне знаком – это заказчик, Корнев, его и назвали по имени Паша. А вот кто второй, не знаю, но имя Вадик знакомо.
– Ольга Константиновна, я могу вам помочь?
Испуганно вздрогнула, чуть не выронив вазу из рук.
– Я хотела убрать это, у меня аллергия на лилии.
– Хорошо. Что-то еще?
– Там был Павел Львович, хочу поговорить с ним.
– Сейчас не совсем лучшее время для этого. Если желаете второй завтрак, то пойдемте, я все устрою.
Завтрака не хотелось, хотя желудок предательски урчал, и я согласилась. Все лучше быть с кем-то рядом, чем мучить себя вопросами в одиночестве.
Значит, стервятники.
И их двое.
И я знаю их имена.
Попала ты, Ольга Константиновна, а ведь было желание выйти из машины в пробке и поехать домой.
Глава 24
– Не желаете вина?
– В три часа дня? Не рано?
– Могу предложить белое сухое урожая семьдесят шестого года.
Вольдемар виртуозно достал откуда-то бутылку вина, показал ее мне, словно я в этом разбираюсь. Мы на просторной кухне, все сверкает, пахнет вкусно, у плиты суетится повар, ему помогает еще один мужчина в белом кителе.
– Будет много гостей? – показываю в сторону поваров.
– Так что насчет вина?
Тощий совсем не слушает моих вопросов и не собирается на них отвечать. Какого хрена, спрашивается, потащил меня кормить вторым завтраком?
– Налейте. Хотя нет, ответьте хоть на один вопрос.
– Не уполномочен.
– Тогда не буду.
– К этому вину хорошо подойдет сыр, виноград и кедровые орешки.
– И это вы называете вторым завтраком? Давайте уже сразу «Кровавую Мэри», и закусим шаурмой.
– Это дурной тон.
– Послушайте, я не знаю, что задумали ваши хозяева и кто они, но мне это не нравится. Меня заманили черт знает куда, за много километров от города, и держите в неведении, словно какую-то куклу.
Подошла вплотную, задрав голову, этот Волдемар высокий, как каланча, смотрю в его глаза, которые не выражают ничего, и грожу пальцем.
– И я больше чем уверена, что Корнев здесь ни при чем.
Долгая пауза, слышно лишь поваров, которые даже не отвлекаются на нашу милую беседу.
– Я все-таки рекомендую попробовать вино.
– Ой, да к черту вас.
Не хочу больше находиться в этом доме, такое ощущение, что сегодня здесь будет серпентарий, соберутся змеи, гадюки, удавы, кобры, начнут шипеть и брызгать ядом. Не мое это.
Уверенно иду прямо, сжимая кулаки, кипя праведным гневом, не зная куда. Нужно найти лестницу, свою комнату, забрать вещи и валить. К черту гонорар, который, кстати, уже перечислили, и сумма довольно немаленькая, столько никто не платит переводчикам за работу в неформальной обстановке. Да столько, я уверена, и проституткам элитным не платят.
– Черт, это он!
Остановилась, вцепившись в стену. Клим тогда говорил о деньгах, что даст сколько надо. Это все он подстроил, уверена, что он.
– Вот же сука!
– Тебе не идет так ругаться. Ну, разве только когда кончаешь, на выдохе и охрипшим голосом.
Марк.
Второй черт из табакерки.
Первый порыв был – бежать. Нет, не потому, что он сделает мне больно, унизит, как-то заденет. Если бы словоохотливый Аверин хотел это сделать, он бы сделал, но он даже шлюхой меня не назвал, чувствовал, что я не такая.
Боюсь другого. Как
