Татьяна Устинова - Близкие люди

– Я обрадовался, – буркнул Степан. – Просто у меня предчувствие какое-то нехорошее. Странное.

– Я не могу заниматься вашими предчувствиями, – сказал Никоненко жестко, и его лубочный тон куда-то моментально пропал. – Мне некогда, Павел Андреевич Если вы сомневаетесь в том, что расследование было проведено тщательно…

– Нет-нет, – испуганно пробормотал Степан, – я не сомневаюсь. Совсем не сомневаюсь. Просто у меня… предчувствие.

– Ну да, – сказал Никоненко. – Я понял.

Он запустил мотор и захлопнул дверцу машины перед самым Степановым носом.

– Если что, звоните, Павел Андреевич!

Степан проводил “пятерку” взглядом. Она неторопливо поползла к выезду со стройплощадки, ныряя в песочные дюны, как рыбацкая лодка в волны во время крепкого ветра.

– Паш, ты чего, совсем того, что ли? – злобно спросил Чернов у него над ухом. – Не, я, конечно, идиот, о чем вы с Беловым мне все время напоминаете, но я ни хрена не понял, зачем ты стал его расспрашивать, а? Чтобы он свое поганое расследование на нашей территории сначала начал? Чтоб я еще четыре сортира построил, пока объект заморожен? А, Паш? Нет, ты мне объясни, может, это у тебя политика такая? Чтобы не работать, а только с ментами рассусоливать?

– Заткнись, Черный, – попросил Степан миролюбиво, – чего ты лаешься?

– Я не лаюсь, а хочу знать!..

– Что ты хочешь знать, любознательный мой? – внезапно приходя в ярость, спросил Степан. – Что ни х… они никакое расследование не проводили, даже идиоту ясно. Так, отписались для того, чтобы на себя лишнего не вешать, и дело с концом.

– Да нам-то что?! – заорал Чернов и от злости даже ногами затопал. – Нам-то что за дело до того, было расследование или не было?! Или ты этого Муркина любил как родного брата?!

– Да не любил я его как родного брата! Я его знать не знал, пока его не прикончили, но если его убили, значит, убийца где-то очень близко, понимаешь?! Это кто-то из своих, понимаешь?!

И ни хрена не ясно, зачем его укокошили и кого укокошат следом! С него даже часы не сняли и кошелек не вытащили, значит, грабить его не собирались! В драке тоже убить не могли, потому что никаких следов драки наш Пуаро не обнаружил! Тогда зачем его убили?! Кому он мешал? – В запале Степан поддал ногой горку мокрого песка, песок брызнул в разные стороны, обрушился за отворот его светлых джинсов, осыпался, оставляя на ткани чудовищные поносные следы. – А, черт! Черт, черт, черт!

– Что-то я опять ничего не понял, – помолчав секунду, проговорил Чернов осторожно. – Он же сказал – несчастный случай. А ты говоришь – убийство.

– Я потому говорю – убийство, – сказал Степан устало, – что голову даю на отсечение, никто, включая Пуаро, не знает, убийство это или нет. У них резонов этим делом заниматься – никаких. Это только Маринина ваша пишет, как нашли труп на свалке и по тревоге всю местную ментуру подняли. В земной жизни такие штучки не капают, Вадик. У них без нашего убогого Муркина забот полон рот, включая ножи, стволы, маньяков, малолеток и так далее. А на нашей с тобой территории, если только Муркин и вправду сам не навернулся, получается вполне готовый и даже поимевший опыт убийца. И не только на территории, но и в составе трудового коллектива, что характерно.

– А Почему он… в составе? – спросил Чернов растерянно. Самое ужасное, что все это было похоже на правду.

– А потому, что Веста всю ночь продрыхла в будке и не гавкнула ни разу.

Вестой звали собаку прораба, которая уже несколько лет работала у них на объектах сторожем на половинном окладе.

Прораб подобрал ее на какой-то помойке года три назад, выходил и вырастил в громадную черно-желтую собачищу неопределенной породы. Она была крупнее овчарки и отличалась потрясающим внешним безобразием и истинно беспородным недюжинным умом. Рабочие всерьез считали, что никакая это не собака, а как бы дух стройки.

Ну вот есть же озерный дух. Или лесной дух. Или водяной. Значит, есть и дух стройки.

Веста контролировала ситуацию в каждом углу объекта.

Если бы на ночь ее спускали с поводка, никакие местные народовольцы не осмелились бы не только лампочку разбить, но даже взглянуть в сторону заградительной сетки. Но прораб не разрешал ее спускать, опасаясь, что в один прекрасный день ее отравят. Веста свободно шаталась по объекту только в светлое время – рано утром и поздно вечером, когда не приезжали грузовики и не было никого из чужих, – а все остальное время проводила в будке и на довольно обширной площадке, куда доставал ее поводок.

И в ту ночь бдительная Веста действительно ни разу не гавкнула.

– Степ, – приободрился Чернов, который очень не любил, когда запутанные истории слишком долго оставались запутанными и никак не хотели приходить к логическому хеппи-энду, – тогда выходит, что она не гавкала как раз потому, что на площадке никого и не было, кроме Володьки Муркина.

– Или потому, что были только свои, которые Володьку Муркина и прикончили, – закончил Степан жестко. – Дело же не только в Весте, Черный. Какого хрена поддатого мужика среди ночи понесло в котлован? Что он там делал? Курил?!

Почему в котловане, а не в вагончике или на крыльце? Даже сортир и тот в противоположной стороне! Почему никто ничего не слышал? Ни у кого из работяг так и не выяснили, кто где был, кто во сколько лег, кто с кем спал, а кто в преферанс всю ночь играл!

– Степ, но ты сам говоришь, что не было никакого резона его убивать! Его даже не грабанули…

Степан еще раз с тоской осмотрел свои светлые джинсы с желтыми песочными следами, безнадежно повозил по ним ладонями, распрямился и вздохнул.

– Если мы не знаем мотивов. Черный, то это не значит, что их нет. Ты детективы совсем, что ль, не читаешь?

– Пошел к черту, – пробормотал Чернов.

Какая-то смутная мысль, очень неприятная, стала медленно всплывать из глубин сознания, как утопленник всплывает в неподвижной зеленой воде заброшенного мельничного омута. Она не была новой, эта мысль, кажется, она уже приходила и тогда же, в свой первый приход, испугала его, Чернов отчаянно не хотел вспоминать, поэтому не дал ей всплыть до конца.

И напрасно.

Может быть, если бы он вспомнил о ней именно в этот момент и рассказал о ней Степану, вдвоем они придумали бы что-нибудь, и может быть, даже им удалось бы избежать большой беды, которая уже маячила над их головами, как будто вырастая из котлована, в который третьего дня свалился разнорабочий Муркин.

Часов в шесть приехал Белов, привез пакет гамбургеров из “Макдоналдса” и две двухлитровые бутылки кока-колы.

– Гадость какая, – сказал Степан с отвращением и залпом выпил стакан колы. – Зачем ты ее купил, Эдик? Специально, чтобы нас развращать?