Две полоски. Двойная ошибка - Ольга Дашкова
– Ты не понял, мать твою?
– Клим, не надо! Успокойся, он сейчас уйдет!
Но он меня начинает утомлять. Несколько шагов, замах, падение, кровь брызгает из носа мудилы, заливая белый мраморный пол. Драки сегодня было не избежать, кулаки чесались с утра, а еще стояк замучил.
– Пойдем!
– Отпусти!
Оля упирается, а я тащу ее вниз, не прощаясь с Алисой, лишь у гардероба девушка успевает взять свое пальто, дальше через центральный вход на парковку.
Мне нужна разрядка, заебало все, хочу отдохнуть.
Хочу ее.
Глава 21
Хватка железная, Шахов до боли сжимает мою ладонь, холодный ветер треплет волосы, я едва успеваю за мужчиной, прижимая к груди пальто. И ведь ни одна сволочь не остановила его, не сделала замечание, не помогла девушке.
Снова тот самый внедорожник, Клим открывает дверь, запихивает меня внутрь.
– Чтоб сидела и не дергалась, – грозно указывает пальцем, смотрит, захлопывает дверь.
Садится на место водителя, уверенно трогается с места, выезжая с парковки.
– И к чему все это представление? Нельзя поговорить, как нормальные люди? Ах да, я не по адресу, нормальность – это не про вас, господин Шахов. Зачем эта спешка? Мы куда-то опаздываем? Утюг дома забыл выключить?
Ну, я сейчас вообще бесстрашная, а судя по тому, что несу, так еще и бессмертная. Интересно, он начнет меня четвертовать в ближайшей подворотне или у этого пути есть конечная точка?
– Шутница, да?
– Нет, ты забыл, драматургия мне ближе.
– Да, да, помню. Но когда я тебя трахал, ты не плакала, а стонала и просила еще.
– Показалось.
– Сейчас проверим, как мне показалось.
Странно, но я не боюсь его. Было много возможностей показать свою силу, ударить, унизить, я знаю, что это такое. Мой отчим не был милым классным добрым дядей, который сдувал с меня и матери пылинки. Про мать все ясно давно, она сразу сдалась, словно ждала и жила именно для этого. Приняла правила абьюза, а вот меня ломали долго.
Сейчас я ломать себя не позволю.
– Как ты проверишь? Возьмешь силой? Трахнешь прямо здесь, в машине? Ударишь? Прогнешь? Это твои методы, да? Чего ты добиваешься?
Кричу, срывая голос, злость вместе с адреналином кипит в венах. Не понимаю, чего хочет этот мужчина, что ему нужно от меня. От резкого торможения падаю вперед, упираясь в приборную панель. В машине темно, тихо, слышно лишь шум мотора и мое тяжелое дыхание.
– Я все рассказала. Все. Как было, и мне нечего добавить.
Начинает трясти, голос дрожит, пальцы холодеют, давно так не было, после рождения Ваньки – первый раз. Но вот раньше накрывало необъяснимой волной безысходности и отчаянья.
– Иди ко мне.
– Нет… Нет, не трогай.
– Не обижу, я не обижу тебя.
Горячая ладонь скользит по шее, Шахов притягивает меня к себе, пальто падает на пол, цепляясь пальцами в рубашку на груди, часто дышу. Он очень близко, аромат парфюма, запах сигарет заполняют легкие. Губы мужчины касаются виска, от него исходит бешеная энергия, она парализует, я слушаюсь, не вырываюсь.
– Не обижу, никогда тебя не обижу, клянусь, малышка.
Всхлипываю, на глаза наворачиваются слезы, внутри меня лопается натянутая до предела от нервного перенапряжения струна. Всхлипываю, но мне не дают опуститься в истерику, Клим целует. Сухие, настойчивые губы накрывают мои, сердце срывается в бешеный ритм, я словно падаю с обрыва без страховки.
Он целует так, словно много лет делал это каждый день и будет делать это дальше всю оставшуюся жизнь. Словно я его, ничья больше, и все, что он сказал совсем недавно, абсолютная правда, в которую я должна поверить.
Я верю.
Не знаю почему.
Как верила словам Вани Чехова, когда он признавался в любви. Как верю своему сыну в то, что Супермен и Бэтмен спасут мир и человечество от всех бед.
Становится жарко и снова нечем дышать, но уже от желания. Шахов целует, жадно засасывая губы, его язык касается моего, он практически насилует мой рот. Голодный, неуправляемый, прижимает меня к себе, впиваясь в плечи и шею пальцами.
Нет, это не поцелуй, это уже секс. Он трахает меня ментально, стонет в рот, не давая сделать и глотка воздуха.
Не понимаю своих ощущений, на это нет времени, но я все еще лечу с обрыва, без страха раскинув руки, навстречу неизбежному.
– Хочу тебя, хочу так, что готов убить за это, – хриплый голос, он скребет по нервам, вызывая во всем теле дрожь.
Я сама хочу его, никогда такого не было. После Чеха – никогда и ни с кем. Разве что шесть лет назад.
Клим задирает мою блузку, накрывает ладонью грудь, целует шею. Запуская пальцы в его волосы, двигаюсь ближе, позволяя делать все, что он захочет. Хотя совсем недавно кричала в лицо, чтобы он отпустил меня.
Хочу сама прикоснуться к нему, почувствовать обнаженную кожу, согреть холодные руки.
– Вот же сука… Сними все это с себя.
Моя блузка летит на заднее сиденье, Шахов легко усаживает меня на себя, опуская лямки лифчика, сжимает грудь, лижет и покусывает соски. Чувствую, как теку, как намокает белье. Веду бедрами, трусь о его возбужденный член.
– Расстегни, расстегни брюки, не могу больше.
Голос и просьба бьют по нервам, кусаю губы, пока пытаюсь расстегнуть ширинку Клима, он в это время рвет пуговицы на моих брюках.
– Подожди, неудобно… Клим…
Впервые обращаюсь к Шахову по имени, замираю, смотрю в глаза, в них столько дикого желания и… чего-то еще, не пойму. Мне их хорошо видно, вокруг нас город, какой-то двор, фонари, деревья.
– Не бойся, – трогает пальцами волосы нежно.
– Я не боюсь.
Улыбка, в зрачках вспыхивает огонь. Эмоции на лице меняются за доли секунд. Наклон, щелчок, кресло двигается назад, меня поворачивают спиной. Сдирает одним движением брюки вместе с бельем, упираюсь руками в приборную панель, грудью – в руль. Пальцы накрывают промежность, шорох, Клим матерится.
– Иди ко мне, сука, проклятый автомобиль, надо было идти на заднее сиденье. Какая же ты горячая, иди сюда, да, вот так.
Мной управляют, насаживают на член, опускаюсь на него со стоном, принимая практически полностью. Клим тянет на себя, ложусь спиной, горячие крупные ладони накрывают грудь.
– Двигайся… двигайся, малышка… двигайся, – шепот, укус мочки, пальцы оттягивают сосок, и я двигаюсь.
Салон автомобиля наполняют мои стоны, тело покрывается испариной, член растягивает изнутри, руки мужчины ласкают, а я растворяюсь в этом порочном акте.
Воздух становится густым и тяжелым, между нами искрит, еще немного – и рванет, накроет, что-то невероятное сметет, и
