Татьяна Устинова - Подруга особого назначения

Он вдруг смутился, как школьник.

— Да, — произнес рядом объект его фантазий, — все очень вкусно. А в самолетах всегда дают завтрак?

Ему стало смешно.

— На международных рейсах дают. А на внутренних, по-моему, только на дальних.

— Вы часто летаете?

— Часто.

— За границу?

— И за границу, и по России.

— У вас бизнес, — констатировала Варвара, — продаете нефть, газ, алюминий и сибирский лес.

— У меня бизнес, но я не продаю ни нефть, ни газ, ни лес.

Она подождала, пока он скажет, что именно продает, но он почему-то не сказал. Ну и не надо. Какое ей дело до его бизнеса!

— А вы?

— Я секретарша, — сообщила Варвара, и он удивился, что не соврала, — у генерального директора холдинга «Московское время». Слышали, наверное.

— Слышал, — согласился он.

— Ну вот. Я пришла туда работать сразу после института. Конечно, я собиралась делать карьеру и все такое, тем более это еще был никакой не холдинг, а просто газета. Это все потом добавилось — журнал, телевидение. Я стала работать и вышла в редакторы и…

— Что? — спросил он. Это было любопытно.

— Мама заболела, — сказала она грустно, — и болела долго. Конечно, я не смогла в командировки ездить, нужно же было ухаживать! И я стала секретаршей. И до сих пор все секретарша. Но я не жалею, вы знаете! На самом деле это очень интересная работа, и вокруг столько интересных людей!

— И роман с начальником.

Почему-то ему обязательно нужно было знать про роман с начальником, как будто ему могло быть до этого дело! Но он спросил и ждал, что она ответит. На самом деле ждал.

Она засмеялась. Он удивился.

— Если бы вы видели моего начальника! У меня был другой, но его выпроводили на пенсию, и совершенно зря, между прочим! Зачем ему пенсия, ему только шестьдесят лет стукнуло! А этот… горе одно, а не начальник. Он, наверное, года на два меня моложе. Вечно всем недоволен, вечно мрачен, каждый день опаздывает, совещания отменяет, люди в приемной по три часа сидят! Почту почти не читает. Зато читает журналы про автомобили и стрелковое оружие! Кстати, с секретаршей он спит, только не со мной, конечно! С моей начальницей. Она ровно в тысячу раз меня краше и худее… Ой, это вам, наверное, совсем не интересно.

Иван слушал с таким вниманием, с каким на летучках не слушал своих замов.

— То есть вы с ним не спите потому, что вы не красивая и не худая, — подвел он итог, — это интересный подход.

— Да дело не в этом! — взвилась Варвара. — Просто я очень не люблю никчемных, капризных, наглых мужиков. Меня бесит мужчина, который оскорбляет подчиненных только потому, что он может это сделать. Они все думают, что им можно все, потому что очень хороши и очень богаты. А они тупы, плохо образованны и богаты только благодаря родительским или еще каким-то связям!

— Ну-ну, — осторожно произнес Иван, — это вы о падении буржуазных нравов, что ли?

— Да ладно, — Варвара махнула рукой, чуть не задев его по носу, — какая же это буржуазия? Так, ошметки какие-то! Моя начальница купила себе шубу. За пятнадцать тысяч долларов. Это очень замечательно, что она такая молодец и купила себе шубу, а уборщице тете Кате третий месяц денег не платят. Мы пообещали уборщице, что будем ей доплачивать. Просто так, сверху. И не платим, а тетя Катя ждет, у нее муж ногу сломал, а мы-то обещали! Машинисткам начальница рассказывает, как опять подорожали костюмы «Шанель». Вы знаете, сколько получает машинистка?! Когда наша цаца едет в отпуск, вся компания оповещается о звездности ее отеля! Вот я вам расскажу про буржуазию. К нам однажды приехал директор «Уралмаша». Дело у него было к шефу. Он пришел в мятом костюме, с сигаретой, и портфель у него не застегивался из-за бумаг. Шефа на месте, конечно, нет, он опаздывает. Так вот, сел директор рядом со мной в кресло и пятнадцать минут, пока ждал, работал — звонил, писал что-то, опять звонил. Потом встал и сказал: «Большой привет Альберту Анатольевичу, но я очень занят. Дело у меня большое. Называется „Уралмаш“». И уехал. Вот это буржуазия. Именно это, а не мой шеф!

— Убедили, — сказал Иван, — да и черт с ним, с вашим шефом.

— Мама тоже так всегда говорит — черт с ним, не обращай внимания.

— Вы живете с мамой?

— Нет. Они с отцом переехали в деревню, под Псков, когда она поправилась. Отец давно там дом купил, а когда на пенсию вышел, все достраивал его, улучшал, и они переехали. Маме воздух был нужен, у нее сердце плохое, а папе, кроме этого дома, вообще ничего не надо. Я к ним часто езжу, особенно летом. У моей подруги «Жигули», и мы все вместе ездим. Она, Вася, это ее сын, и я. Раньше еще ее муж был, а потом они развелись. Мама даже не знает, что меня за границу отправили, — заявила она хвастливо, — мне обязательно нужно купить ей подарок.

— Я покажу вам большой сувенирный магазин, — пообещал он, и Варвара вновь насторожилась.

В этом был намек на какое-то «продолжение», а она не могла рассчитывать ни на какие «продолжения»!

Во-первых, она толстая секретарша, а он одет в «сельском» стиле, и пахнет от него изумительно, и серые, очень внимательные глаза кажутся черными из-за густоты прямых ресниц. Во-вторых, в газете «Коммерсант» было написано, что у Павла Белого пропало полмиллиона швейцарских франков, и Варвара была совершенно уверена, что это напрямую касается ее.

Мигнул вдоль проходов свет, и снова зажглись надписи «Не курить, пристегнуть ремни», и Варвара вдруг расстроилась.

Самолет снижался, волшебство кончалось.

Вот черт. Она даже не успела как следует насладиться этими тремя часами.

Через двадцать пять минут самолет коснулся колесами серого бетона, сильно затормозил, как будто задирая хвост, и Варвара поняла, что прилетела в чужую страну, когда увидела крошечное чистенькое здание аэропорта, зеленые лужайки, шустрых автопогрузчиков, крест немецкой кирхи за редким леском и динамики сообщили, что за бортом плюс двенадцать градусов.

— Ну что, — спросил сосед, доставая ее куртку, — поедете со мной до отеля?

— Нет, — отказалась она, — спасибо.

Чувствуя себя легкой и неотразимой под белой пеной махрового халата, вся, от пальцев на ногах и до заколотых вверх волос, предвкушающая первое утреннее удовольствие, Варвара вошла в светлую и гулкую пустоту бассейна. Голубая вода ровно и неподвижно лежала в сверкающем мраморе. Стеклянная стена упиралась в бурую гору с белыми прожилками сахарного снега, а с этой стороны стекла блаженствовал под теплым светом какой-то сложный цветок.

Варвара глубоко вздохнула — от счастья, от того, что была совсем одна в этом почти тропическом раю, от того, что всласть выспалась на широкой и удобной постели, от того, что белоснежный халат был громадным, длиннющим, и ей не приходилось то и дело натягивать его на вылезающие колени и выпадающие груди.