Инстинкт Убийцы. Книга 3. Остров Черной вдовы - Элеонора Бостан
– И даже когда у нас случались конфликты, а они случаются абсолютно у всех, так уж устроены люди, я всегда задавал себе 2 вопроса: люблю ли я эту женщину? Ответ всегда был «да». Но я знал, что этого мало, любовь может жить и мечтами, и на расстоянии, в конце концов, она вообще может не выходить за пределы твоего сердца. И вот тогда я спрашивал себя о главном: хочу ли я быть с ней? Хочу ли делить с ней жизнь? И вот тогда понимал, что если ответ «да», и если она хочет того же, всё остальное преодолимо, всё несущественно.
Эти слова впечатались в сознание Пророка, сидя на балконе своей квартиры, он снова и снова прокручивал их в голове, принимая душ, он снова думал о них, работая и общаясь с клиентами, он снова и снова слышал их. Я задавал себе всего 2 вопроса. Люблю ли я эту женщину? Ответ всегда был «да», но я знал, что этого мало. И тогда я спрашивал себя о главном: хочу ли я быть с ней? Хочу ли делить с ней жизнь?
А на следующий день он получил письмо, и его мир взорвался, как будто в его персональную планету врезался гигантский астероид. Фатима просила его найти самого себя. Она звала его. Она ответила «да» на оба главных вопроса.
5
Это был удар под дых, полный нокаут. Он был в отключке, во всех смыслах этого слова. Он вышел из сети, что делал крайне редко, он выключил все гаджеты и оборвал все связи, пребывая в чистилище собственного Я.
Мог ли он вообразить такое? Конечно нет! Черт возьми эту женщину, она была непредсказуемее самого Дьявола! В такую заварушку он еще не попадал! И что ему теперь делать, он понятия не имел. В таких сложных жизненных ситуациях духовные гуру всех мастей советовали одно: установить полную тишину и слушать свои желания, даже самые робкие, тихие и кажущиеся фантастическими, они, как правило, и были истинными. Что ж, тишину он установил, а вот желания пока молчали. Вместо них вопили голоса страха, злости и, что казалось полным абсурдом на фоне шторма в его душе, неудержимой радости и удовлетворения.
Если там, за облаками, есть Бог, думал Пророк, то он явно величайший из приколистов. Это же надо так изощренно пошутить! Годами он искал ее, думал о ней, любил ее без надежды на что-либо, просто это чувство скрашивало его однообразную и давно приевшуюся жизнь. Оно было как экстремальное хобби для скучающего человека, как глоток чистой воды, когда вокруг сплошь лимонады, как пряное блюдо среди горы конфет. Но думал ли он всерьез о том, чтобы быть с ней? Заговорить, посмотреть в глаза, прикоснуться?! Мечтал, возможно, но точно не планировал такое.
Мечты тем и хороши, думал Пророк в эти дни тишины, что не обязаны становиться реальностью. Жизнь научила его, что планы сбываются редко, а мечты – еще реже, и в этом, в сущности, не было ничего плохого. Тот, кто создал людей, с их неутолимой жаждой постигать и пробовать, наделил их самым безопасным и одновременно эффективным инструментом для удовлетворения этой тяги, при этом позволяющим попробовать новый опыт и не пострадать – воображением. Оно, разумеется, не заменяло физический мир – хотя многие выбирали именно жизнь в грезах – но давало возможность примерно понять и решить, стоит ли продолжать, лежит ли душа к этому направлению пути. Но так далеко он не заходил даже в своих мечтах.
Он не был писателем-романистом и не выстраивал историю от начала до кульминации и до финала, он просто грезил, как большинство людей, представляя картинки, обрывки фантазий и увиденных где-то образов, без какой-либо полноценной истории за ними. А теперь Судьба или Бог, два злостных шутника, решили предложить ему забавы ради начало какой-то истории, развитие которой он видеть не мог в силу своей человеческой природы – для нашего же блага или для собственного развлечения Бог создал нас очень близорукими, будущее для нас – размытое пятно с неясными очертаниями. И почему-то очертания эти его пугали, а не радовали.
Он не вчера родился, за ним многие годы охотились спецслужбы многих стран, конкуренты и те, чьи счета он опустошал, поэтому осторожность въелась в его личность, стала его кожей, его образом мышления. И естественно, что он рассматривал вариант, что стал заказом для нее, что все эти манипуляции с «уходом в отставку» и ликвидацией всех ниточек, ведущих к Фатиме – просто уловка, чтобы выманить такого осторожного и редкого зверя, каким стал он. Пошла бы она на такое? Самое ужасное, что он не мог однозначно ответить «нет». Что он знал о ней? Хорошо знал лишь одно: она убивает людей. Преимущественно тех, кого не могут достать другие, охотится на самую редкую и трудную дичь. И делает этот виртуозно. Мог ли он стать ее новым заказом? Трофеем, который многие хотели бы получить? Она могла его выманить, и она это понимала, поэтому и могла взяться за дело… Но от этой мысли что-то внутри него кричало от боли и отчаяния, отрицало такую возможность, потому что мир, где нет вообще ничего чистого и настоящего, уже не стоил того, чтобы в нем оставаться.
Жизнь – это Бог, это частичка чего-то светлого, той великой силы, что заставляет клетки делиться, сердце – биться, а нас – существовать, и в какой бы грязи ни копошились люди, как бы ни погрязли в зле, где-то глубоко каждый верит в ту светлую силу, благодаря которой и живет, которая, хоть и отрицаемая, бежит по его венам с кровью, пронизывает каждую молекулу, из которой состоит его тело. Поэтому даже самые скатившиеся люди имеют кого-то или что-то, что любят: даже если это не дети, или женщина, или друзья, то любимая собака или произведение искусства… а любовь – это явление «со светлой стороны». Так и он верил, что есть неприкосновенные вещи, святыни, которые не должна затронуть чернота, потому что если зло проникнет и туда – это конец, жить с этим невозможно. Фатима была его святыней, его тайным местом, где он хранил всё лучшее, что было в его душе, берёг это от мира, в котором жил, берёг для той части себя, которая понимала, что красть – нехорошо, что помогать убийцам и диктаторам – нехорошо, что жить, не делая ничего полезного для мира – нехорошо. И эта светлая часть, неожиданно сильно воспротивилась самой мысли о том, что Фатима могла
