Инстинкт Убийцы. Книга 3. Остров Черной вдовы - Элеонора Бостан

к лестнице, ведущей, как ему казалось, к спасению, широкая аллея внизу была не так запружена людьми, хотя там тоже снимали какие-то сюжеты, продавали картины, а подростки на скейтах и роликах сновали по толпе, как метеоры, разрезающие ночное небо. Надо убираться не только с этой набережной, думал Пророк, заставляя себя неспешно спускаться по широкой лестнице, надо валить из этого вшивого городишки к чертям собачьим, и как можно быстрее. Но он знал, что не свалит, не прямо сейчас, по крайней мере, было еще 2 места, которые тянули его, как магнит. И хотя умом он понимал, что ему там нечего делать, что именно в этих местах его могут поджидать… но душа никогда не славилась рациональностью, а она коварно шептала, что он не может уехать, не увидев то, что осталось от дома, не побывав на том месте, куда неведомая сила перенесла его сознание, пока тело валялось в парке на другом конце материка. То, что произошло с ним, было чудом, да, пугающим и опасным, но чудом, и он просто не мог не убедиться лишний раз, что всё это было на самом деле. Потому что в жизни лишь раз открывается дверь в волшебное, подумал он, и то, не для каждого человека, я буду очень осторожен, я буду параноиком, пока не оставлю этот край земли далеко позади, но я должен увидеть. Эх, сколько судеб сломали эти 3 слова, подумал Пророк и поспешил по выщербленным плитам аллеи по направлению к городу.

Как оказалось, подойти к месту ночного взрыва было почти невозможно, что было вполне предсказуемо – зеваки, журналисты и всё еще работающие пожарные и следователи создали вокруг квартала плотное кольцо, пробиться через которое не было никакой возможности. С двух сторон улицу закрыли металлические заграждения и машины спасателей и полиции, однако нескольким журналистам разрешили снимать, и теперь они с серьезным и гордым видом вещали что-то в камеры на фоне разрушенного квартала.

А тут как будто война прошла, заметил Пророк, смешиваясь с толпой у заграждений, в воздухе висел сильный запах гари и химикатов, на асфальте даже за заграждениями валялись обломки кирпичей, фрагменты мебели и домашней утвари, с отвращением Пророк понял, что более крупные и опознаваемые «сувениры» толпа уже растащила – прямо рядом с ним стоял парень с тупым лицом и стрижкой «ежик», в руках у него был почерневший погнутый половник и щенок-робот без ноги с подпаленной шерстью. Падальщики, в который раз подумал Пророк, с презрением оглядывая толпу, но сейчас он намеревался прикинуться таким же падальщиком, стать одним из этого стада, чтобы увидеть то, что касалось его больше, чем всех этих людей.

Придав лицу озабоченно глупое выражение, он стал протискиваться вперед, совершенно искренне пораженный видом разрушенных домов без крыш и стен, которые удавалось увидеть. В первый ряд он пробираться не стал, да его бы и не пустили, но со своего места он отлично видел всю картину, и она ужасала – выбитые стекла в домах ближе к концу улицы, валяющиеся на дороге и газонах обломки и обгоревшие вещи, сожженные деревья тянули к мутному от еще не рассеявшегося дыма небу черные мертвые руки, как будто вопрошали, как такое могло случиться и почему именно с ними? А дальше по улице, где сгрудились машины МЧС и полиции, в буквальном смысле остались одни руины, дорога и тротуар были завалены обрушившимися стенами, фрагментами мебели и заборов, что-то кричали спасатели, ползая по этим кучам, полицейские мрачно курили и что-то записывали в бланки. С противоположной стороны улицы начала стягиваться техника для разбора завалов, где-то рыдали люди, кто-то кричал в телефон, кто-то ругался с полицией, стоящей недалеко от заграждений.

Нет, она бы такое не устроила, снова подумал Пророк, потрясенный, оглядывающий не декорации в месте съемок какого-нибудь блокбастера, а настоящее, реальное место трагедии. Она бы не стала, это бессмысленно, зачем? Увиденное подкрепило уверенность, твердо стоящую на своем: то, что он сейчас видел перед собой – дело рук не Фатимы. Кото-то гораздо более страшного.

Целый квартал разрушен, сколько же людей умерло здесь этой ночью? И ради чего? Нет, она так не работала, никогда.

Страх снова вполз в сердце, если кто-то способен устроить такое ради сохранения своих тайн, на что еще этот кто-то пойдет ради достижения более высоких целей? Внезапно тихий, трусливый и такой отравлено-сладкий голос зашептал в самой глубине души: уходи, уходи сейчас и забудь об этом. Забудь обо всем, что видели и знал, не лезь в эту битву титанов, тебя раздавят, как мышонка, выбежавшего на трассу. Это не твоя война, не создавай сам себе проблем, от которых избавлением станет только смерть. Твоя смерть, дурачок. Ты – изнеженный и привыкший к роскоши котяра, а не тигр, ты и дня не протянешь в этих «джунглях». Ты не умеешь воевать, твой дар – умение думать, так используй его и поступи правильно.

– Я так и делаю, – прошептал Матвей одними губами.

Делаю ради… нее? Нет, самое пугающее, что он не мог отступить не ради Фатимы, которую любил, а ради себя. Потому что те, кого мы любим, могут быть с нами, а могут и не быть, могут отвечать нам взаимностью или нет, но лишь один человек остается с нами всю жизнь, и именно его любовь и уважение – то, что определяет качество этой жизни, и этот человек – ты сам. И с холодным рассудком и страхом, сковавшим грудь, глядя на эти руины, Пророк понял, что не сможет жить в мире с собой, не сможет уважать человека, которого каждый день видит в зеркале, если сейчас уйдет, если сдастся. А без уважения этого парня все его достижения, всё богатство – всё потеряет смысл, всё обратится в прах, серый и горький на вкус.

Не будет мне покоя, понял он, никогда, и не будет радости, передо мной два пути, и оба ведут в ад. Потому что такова цена чести, услышал он вдруг голос матери, такова цена чистой души. Мне ли говорить о чести, мысленно возразил он, я всю жизнь делал то, что честные люди не делают… Так начни, твердо шепнул голос, он понимал, что это не умершая мать взывает к нему откуда-то из райского сада или других планет, это был голос его истинного Я, его сущности.

Его глаза бегали по обломкам кирпичей, по искореженным и обожженным кускам шифера, занавескам, креслам, по обрывкам дыма, разгоняемого ветром, по стенам без крыш, торчащим в небо… Вот во что превратится моя жизнь, думал он, вот