Колыбель твоих оков - Лили Вайт

Я отлично понимаю, что мне ни в коем случае нельзя выдавать себя, и о моих мыслях и чувствах по отношению к Эммануэлю никто не должен узнать. Как я могу доверять человеку, чье настроение меняется с бешеной скоростью и без видимой на то причины? В один момент Эммануэль весь такой дружелюбный и обходительный, а через минуту-другую уже ходит чернее тучи, и с таким Эммануэлем не дай бог иметь дело. Я все еще не могу забыть тот инцидент в его кабинете, когда я принесла ему бумаги на подпись.

И все же я не могу отрицать того, каким странным образом и с какой силой он притягивает меня. Даже сейчас, в полумраке огромного холла я чувствую непреодолимое притяжение к нему, будто мы связаны друг к другом физически, будто огромная веревка обмотала мои и его запястья двумя концами. Мои ноги подкашиваются. Как долго еще я буду игнорировать то, с какой силой меня тянет к нему? Я физически ощущаю, как все больше и больше накаляется между нами воздух. То, как он смотрит на меня — еще чуть-чуть и я умру в этой агонии.

— Эммануэль, почему моя зарплата превысила указанную в контракте на одну тысячу долларов? — я решаюсь задать этот вопрос прямо сейчас в качестве отвлекающего маневра. Я очень хорошо помню советы Бетан по поводу того, как именно нужно уходить от нежелательного разговора. — Я бы не волновала вас подобной нелепицей, если бы не знала, что моя зарплата была повышена в связи с требованием руководства. А моим руководителем как-никак являетесь вы.

Я отчаянно пытаюсь взять себя в руки — не так страшен чёрт, как его малюют.

Я не знаю, какой именно реакции я ожидала от Эммануэля, но явно не такой.

Его лицо становится непроницаемым, а взгляд не выражает вообще ничего. Ни приподнятых бровей в изумлении от наглости моего вопроса, ни такой характерной для него лукавой усмешки и готовности в любой момент съязвить, ни даже свирепого взгляда, способного вызвать страх у любого противника. В его глазах не отражается ровным счетом ничего. Парадоксально, но это пугает меня еще больше. И я успеваю даже пожалеть о том, что знаю, что такое отвлекающий маневр (спасибо, Бетан!).

Эммануэль смотрит на меня еще какое-то время.

— Скажи спасибо и больше не поднимай эту тему, — произносит он сквозь зубы.

Едва ощутимый холодок пробегает между нами. И если до этого момента я могла бы поклясться, что физически ощущаю волну его чувств, все как рукой сняло.

— А вы всем своим сотрудникам повысили зарплату за этот месяц? — тихо спрашиваю я больше даже себя, чем его.

— Мне кажется, я попросил тебя оставить этот разговор, — Эммануэль продолжает говорить спокойно, но его ответ почему-то заставляет меня поежиться.

— Я просто хочу знать…

— Знать что?

— Зачем? — я всматриваюсь в его глаза, которые в неярком освящении холла приобрели синий оттенок. Я готова поклясться, что в какой-то момент увидела гневные молнии в его зрачках.

— Тебе что, деньги не нужны? Любой другой на твоем месте поблагодарил бы и забил, — по вибрации его голоса я чувствую, что он в любой момент готов сорваться на крик.

— Я не хочу быть вам должной. Откуда мне знать, что вы не потребуете ничего взамен? — говорю я полуправду.

Лицо Эммануэля отражает недоумение, которое через секунду сменяется паникой. Он моментально отходит от меня на шаг назад, показывая на практике, что не рассчитывал ни на какое вознаграждение.

Я делаю вид, что выросшее между нами расстояние ни капельки не расстраивает меня. Я ловлю себя на мысли, что не хочу, чтобы он отходил от меня. С трудом, но я сдерживаю в себе порыв схватить его за рубашку и привлечь ближе к себе.

Так, стоп, мне точно нужна дополнительная чашка кофе, я точно брежу.

— Ты мне ничего не должна. Ты на меня работаешь. Это оплата твоего труда.

Я с грустью понимаю, что даже если захочу, то не смогу до него дотянуться. Его глаза опять ничего не выражают, и я окончательно сбита с толку.

— Я просто хочу знать правду, — я чувствую, что уже скучаю по той близости, пусть даже иллюзорной, которая была между нами еще минуту назад.

— Ты хочешь знать правду? Хорошо, — он засовывает руки в карманы брюк. — Ни один из моих сотрудников не живет в этом проклятом Богом районе Бостона. Ни один из них не ходит по темным улицам места, где каждый вечер если никого не убьют, то ограбят, и это если повезет.

— Меня еще никто никогда не грабил.

Мои руки начинают дрожать, и я тоже засовываю свободную руку в карман. Я задумываюсь, сделал ли Эммануэль то же самое, потому что у него тоже дрожат руки?

Здесь, в этой тихой обстановке, при мерцающем слабом свете, мы какое-то время изучаем друг друга, и я чувствую, как воздух вокруг нас накаляется.

— Ну раз так, тогда тебе не о чем волноваться — раз тебя никто никогда не грабил, значит, и не ограбит, — Эммануэль даже не пытается скрыть свое ироничное отношение. — Так вот, когда это все-таки случится, помни, что я тебя предупреждал. Но больше помогать тебе я не собираюсь.

— Почему вы видите мир так, будто обязательно должно случиться что-то плохое? — этот вопрос вырывается у меня автоматически, и на мгновение я вижу застывшую в его глазах уязвимость.

Неужели мне удалось застать врасплох такого искусного оппонента в споре, как Эммануэль? Сколько же на самом деле тревожных мыслей скрывается за этой маской высокомерия и заносчивости? Смогу ли я пробиться через его броню? Разрешит ли он мне увидеть себя настоящего? И что меня ждет там?

— И это твоя благодарность за повышение зарплаты, глупая девочка? — будто прочитав мои мысли и намерения, Эммануэль резко опускает меня обратно на землю. Он больше не смотрит на меня, его взгляд сосредоточен на проходе между стеллажами. В выражении его лица застыло разочарование. А еще я вижу усталость, да, это, несомненно, она. И я мгновенно жалею о том, что завела разговор о деньгах.

— Я… я благодарна. Я просто…, — я не понимаю, как так получилось, что мы начали спорить, думаю я, но вслух произношу совсем другое, сегодня я уже и так сказала слишком много. — Я на самом деле очень благодарна вам за заботу. В том-то и дело.