У врага за пазухой (СИ) - Мария Сергеевна Коваленко
«Подожди! — умоляюще шепчет внутренний голос. — С Вольским будет безопаснее», — убеждает он. Но картинки в памяти толкают вперед.
Заметив свободное такси, я машу водителю рукой. Ускоряюсь, чтобы авто не перехватил кто-нибудь более удачливый. Но, когда до машины остается всего каких-то десять метров, навстречу вылетает огромный тонированный микроавтобус.
— Нет… — Глотая крик, закрываю глаза. Не хочу видеть, как меня раздавит этой махиной.
Не успевая отпрыгнуть в сторону, я сжимаюсь в тугой комок… однако вместо удара в лицо прилетает целый водопад грязных брызг и рядом приземляется «посылка»: клатч и стопка распечатанных фото. Тех самых! Маминых. С короткой красной надписью сверху: «Оставь это дело. Не лезь, а то пожалеешь!»
Глава 25
Ярослав
Когда во время беседы Ломоносов сообщает о взволнованной, убежавшей из офиса Кире, я сразу понимаю, что дело дрянь.
Самсонову можно считать какой угодно, только не пугливой. Со страхом у этой женщины свои особые отношения, далекие от нормы.
Пять попыток дозвониться до акулы и наш странный телефонный разговор лишь подтверждают опасения. Что-то произошло! Возможно, не с ней, а с ее матерью.
По-хорошему, нужно отправить охрану и потребовать, чтобы разобрались. В штате хватает специалистов любой квалификации. Но после недавнего разговора с Николаем этот вариант больше не кажется таким уж правильным.
Не знаю, с какой стороны в этот раз дует ветер. Моя паранойя, заставившая в свое время завести отдельную службу безопасности, параллельную СБ племянника, требует и сейчас действовать тихо.
Никакого чужого вмешательства!
Никакой огласки!
Никаких посторонних!
Пока спешу на парковку, набираю Федора и отправляю его в дом матери Киры. Чтобы ни случилось, он сможет выяснить нужную информацию, и ни один человек на свете не заставит его проболтаться. После выруливаю к редакции.
Зная, какой шустрой бывает акула, я тороплюсь. Жму в пол педаль газа и собираю коллекцию штрафов за превышение скорости, проезд на красный и обгоны. Бью по клаксону и подрезаю всех, кого можно.
Уже и не помню, когда последний раз приходилось участвовать в подобных гонках по питерским улицам, хотя… Вру!
Некоторые вещи невозможно выпилить из памяти. Никакой секс, алкоголь или работа не способны заставить забыть такой же дождь десять лет назад, такую же спешку, последний взгляд любимой женщины и ее хриплое «Прости».
Не знаю, какого черта вспоминаю сейчас гибель жены. Кира мне не подчиненная и не любовница. Она скорее головная боль и чума на нижнюю голову. Но у мозга, видимо, свои алгоритмы. Он травит душу картинками из прошлого и вбрасывает в кровь лошадиные дозы адреналина из-за тревоги в настоящем.
Размазывает меня между двумя событиями, будто они связаны. Гребаные звенья одной цепи.
За прошедшие годы впервые так четко чувствую те эмоции. Впервые вообще что-то ощущаю. Ожил, чтоб меня! Однако стоит повернуть к парковке возле редакции, цензурные слова и мысли как испаряются.
— Кира! — Я вылетаю из машины под проливной дождь.
Она не ушла и не уехала. Все еще здесь! Стоит по лодыжки в воде, с дурацкой сумочкой и пачкой промокших бумаг.
— Как ты? Все в порядке? — Осматриваю ее с ног до головы.
Грязная, мокрая и вроде бы целая.
— Я… я… — Кира пытается что-то сказать, но зубы стучат так сильно, что ничего не получается.
— Пойдем в машину. Ты замерзла.
Обычно ее нужно упрашивать или угрожать. Сейчас, словно случилось чудо, Самсонова не сопротивляется. Виснет у меня на руках, позволяет вести ее, благодарно кивает, когда укутываю в плед. И блаженно стонет, когда начинаю растирать задеревеневшие ледяные пальцы.
— Мой телеф-фон… — заикаясь, говорит она, — он вып-пал. В луж-жу.
— Он там? — Я кивком указываю на место, где она стояла. — Сбегать?
— Н-неет. — Кира тяжело сглатывает. — В кар-мане. Не работ-тает.
— Поэтому ты никуда не уехала? Не смогла взять такси? —
Мысленно благодарю ее телефон за то, что так удачно помер и избавил меня от необходимости гоняться за этой женщиной по всему городу.
— Они от-каз-за-лись. Мок-рая. Без ден-нег. — Кире все еще трудно говорить. — Ма-ма!..
Вместо слов она указывает на фото и сумочку.
— Это ее? — Беру женскую барсетку.
Самая бесполезная вещь, какую можно было придумать.
— Да. Я от-дала.
— А это прислали? — Я листаю бумаги.
— На поч-ту ред-дак-ции. И пот-том брос-си-ли из маш-шины…
— Какой еще машины? Здесь кто-то был?
Одно дело — письма с угрозами, а другое — реальный физический контакт. Если наши «клиенты» дошли до второго, на обычную осторожность рассчитывать больше не придется.
— Я дум-мала, она мен-ня соб-бьет. — Кира кусает губу.
— Блядь! Это было сразу после звонка?
— Да.
— Здесь достаточно камер. Сейчас скажу своим, чтобы получили доступ и пробили по номерам все машины.
— Пот-том! — Не дожидаясь, когда я долистаю до последних страниц, Самсонова сама достает их из пачки. Показывает. — Мама! Бо-юсь, что она… у них. Не до-звон-нилась. А пот-том те-леф-фон ум-мер.
— С тобой сейчас тоже что-нибудь случится, если срочно не отогреть. — Стираю с бледного лица холодные капли и заставляю ее поднять голову.
— Ма-ма, пож-жа-луй-ста… — Кира начинает дрожать еще сильнее.
— Жди. — Как чувствовал, что понадобится помощь Федора.
— Умо-ляю…
От моей бойкой акулы не остается и следа. Есть только женщина, замерзшая, перепуганная и такая беззащитная, что хочется усадить ее на колени и успокоить одним древним, надежным методом.
— Сейчас мы все выясним! — Поправляю на Кире плед. — Я послал водителя к твоей матери. Сразу же, как выехал к тебе.
— Спас-сибо. — Она даже не спрашивает, откуда у меня адрес.
Следующую минуту мы вместе ждем новостей. Федор уже добрался до нужного дома, позвонил в квартиру и даже включил видеосвязь. Нужно лишь, чтобы кто-то открыл дверь.
Трогая лоб и щеки Киры, я слежу за картинкой на мобильном. Роясь в аптечке, проклинаю Бухгалтера, Китайца и всех его пешек. А услышав громкое «Здравствуйте!» Федора и веселый женский голос, залипаю на лице.
На нем, как в диафильме моего детства, поочередно сменяются эмоции.
Радость.
Облегчение.
Благодарность.
Усталость.
Апатия.
После того как пожилая, смутно знакомая дамочка с бигуди и яркой помадой начинает откровенно кокетничать с моим водителем, Кира закрывает глаза и отворачивается.
— Федор, спасибо. Отбой. Можешь возвращаться, — быстро командую я и снова трогаю ее лоб.
— Спасибо за маму. — Она уже не заикается.
— Снегурочка, млин. Ты вообще отогреваться собираешься? —
Плед и включенная печка ни хрена не помогают. Такое ощущение, что Кира становится лишь холоднее.
— Не знаю. Но, если совсем растаю, никто и не заметит, — внезапно тихо произносит она.
— Я тебе растаю!
За грудиной царапает, как
