Владимир Колычев - Корысть на пьедестале

– Кузьмин меня любил, – вздохнула Василиса. – Очень любил. Бегал за мной… А потом раз – и разлюбил. Взял и развелся, без всякого повода.

– Ну, все, что ни делается, все к лучшему, – осторожно заметил Сергей.

– Да, все, что нас не убивает… А если убило? Если он меня убил? – Она пронзительно посмотрела на него.

– Ты живее всех живых…

– Не просто все… Скажи, любовь можно купить? – спросила Василиса и, не дожидаясь ответа, сама же ответила: – Оказывается, можно. Кузьмин купил. Купил мою к тебе любовь. Я думала, это шутка, оказалось, что нет. И приворожила я его в шутку. И его приворожила к себе, и себя – к нему… Люблю я его… Тебя не люблю, а его люблю… Не должно так быть, а есть. Вот я и говорю, что не просто все. Одну любовь продала, другую приворожила. Я ведь умереть за него могла, так люблю… Такое ощущение, как будто я душу свою дьяволу продала. Скажи, может быть такое?

Василиса смотрела мимо Сергея и обращалась, казалось, как будто к кому-то другому. Он не хотел показаться смешным, поэтому промолчал.

– Может или нет, а такое ощущение, словно я без души живу, – пожаловалась она. – Теплое вынули, а что-то холодное вложили. Так и живу. Давай за встречу! Хоть ты и сволочь, но я рада тебя видеть.

– Ну, может, и не совсем сволочь…

– Сволочь. И подонок… Прахов дом этот отобрать мог, а меня в землю… Ты этого хотел?

– Я не хотел…

Василиса резко махнула рукой, отсекая разговор. Не желала говорить о том, о чем хотелось забыть навсегда.

– Даже не знаю, что с тобой делать, – задумчиво проговорила она.

– Ну, я за домом смотрю… – выдавил из себя Сергей. – А там и потеплеет.

– Вот я и говорю, снег не надо будет убирать.

– Я не о том. Весной Снегурочка растает…

– Снегурочка?

– Да, Снегурочка, которая в тебе живет. От которой на душе холодно. А я тебя знаю. Теплая у тебя душа, и сердце нежное, ты обязательно оттаешь…

– Теплая душа, нежное сердце, – язвительно усмехнулась Василиса. – Как соловей поешь… Что ж ты бегал от меня, если я такая хорошая?

– Идиотом был, потому и бегал…

– Как был ты соловьем, так им и остался… Поешь, заливаешь, только уши уже не те. В одно ухо влетает… а в душу не проваливается… Закрыта душа для тебя…

– Значит, душу открыть нужно.

Василиса замерла, прислушиваясь к себе, слегка улыбнулась и снова попросила налить.

– Говорю же, подождать надо, пока Снегурочка растает, – сказал он тихо – из опасения вспугнуть ростки удачи.

И в бокалы налил щедро. Василиса уже оттаивает, взгляд как будто потеплел, а коньяк разожжет ее желания, уж он-то знал, как это с ней бывает.

Она выпила до дна, поднялась, потянулась, распрямляя и слегка выгибая спину, и направилась к двери. Но на пороге вдруг остановилась и, повернувшись к нему, с укором произнесла:

– Ты так больше не говори, а то за дверь выставлю… Провожать меня не надо!

Сергей выглянул из комнаты, через открытую дверь наблюдая, как она обувается. Села на обувной ящик, выставила ногу, натянула сапог, но застегнуть его не может, в сторону ее валит. Вроде бы и немного выпила, а зацепило крепко. Пьяная женщина – находка для озабоченного мужчины. Сергей вышел к ней, опустился на одно колено, положил ногу в сапоге себе на плечо, застегнул молнию и рукой провел по внешней стороне бедра. Василиса ничего не сказала, но глянула на него с осуждением, в котором он уловил просьбу не останавливаться. Он взялся за ее вторую ногу, легкими прикосновениями помассировал ступню, прежде чем надеть сапог, ощупал щиколотку, примял пальцами бедро чуть повыше колена… Василиса тут же резко убрала ногу. И так же стремительно поднялась.

– Я не люблю тебя, Сережа… И не хочу… Поэтому прошу тебя в последний раз, больше так не делай. Уволю!

И он поверил ей, поэтому подал пальто и помог одеться без всяких вольностей. И до калитки проводил, и рукой на прощание помахал. Ехать ей недалеко, всего лишь три перекрестка в пределах коттеджной застройки, такой путь и подшофе проехать можно. Не любит его Василиса, не хочет… Но сдаваться он все равно не намерен. Он мужчина, у него есть характер, и Василиса должна в этом убедиться. Он готов на все, лишь бы заслужить ее расположение. А там и любовь вернется… Действительно, не вспашешь – не сожнешь.

Разыгрался, расшалился ветер, сначала рябь на воду навел, затем волну из нее взбил, и не на реке или на озере, а в домашнем пруду. Вонзил свои невидимые пальцы в струю, стекающую с водопадной горки, растрепал ее, как у старика бороду, швырнул брызги Василисе в лицо. Она лишь улыбнулась. Это уже не просто ветер, а теплое дыхание весны. Оживает природа, бурлят соки в стволах деревьев, и кровь приятно бродит, как молодое вино, мягко пьянит сознание, навевает смутные, но волнующие фантазии.

Но дальше фантазий дело не пойдет: не нужно ей ничего такого. Хватит, наигралась, извалялась в грязи мужского самолюбия, не станет она больше потакать чьим-то прихотям и похотям… Да и не хочет она ни с кем. Ни с кем, если не считать Кузьмина. Правда, есть еще Сергей. Она действительно его не любит, во всяком случае не тянется к нему душа, но тело помнит его любовь и ласку, поэтому хочет повторения. Тело хочет, но Василиса умеет держать его в узде. Она сильная женщина, а если вдруг есть какие-то сомнения, можно пойти и развеять их.

Она еще не приняла решение, а ноги уже понесли ее к дому. Там она взяла бутылку коньяка из бара, спустилась в гараж, бросила на заднее сиденье.

– К Сереге? – спросил Яша.

Василиса вздрогнула, услышав его голос.

– Опять подкрадываешься? Сколько раз говорить? – недовольно глянула она на брата.

– Ну, я же твоя тень…

– Дома останешься, тень.

– А ты к Сереге?

– А если да, то что?

– Ну, не знаю… Не твой он мужик…

– Поверю на слово. И обещаю, до глупостей не опущусь… Ты мне веришь? – с самым серьезным видом спросила Василиса.

Яша думал недолго. С таким же серьезным видом кивнул, прошел к воротам, привел их в действие, взмахом руки дал сестре зеленый свет. Она улыбнулась, глядя на его деловито оттопыренную нижнюю губу, он всегда так делал, когда старался выглядеть серьезным. Ребенок он еще, но при этом и мужчина. Пожалуй, единственный в жизни мужчина, которого она и могла, и хотела любить…

Сергея она застала во дворе. Он сидел за столом, на старом, продавленном кресле. И стол этот сломали, когда делали ремонт, и кресло вроде бы выбросили, и непонятно, как все это здесь оказалось.

Василиса выразительно посмотрела на стол, покосилась на кресло. Сергей уже научился понимать ее с одного взгляда.

– За баней валялось, – махнул он в глубь двора. – Нашел, сколотил, а чего добру пропадать? Это же наше добро!