Инстинкт Убийцы. Книга 3. Остров Черной вдовы - Элеонора Бостан
Так значит, я умер в том парке, понял Пророк, вернее, тот, кто был Пророком в земном воплощении. И как давно? Время тоже как будто перестало существовать. Или просто больше не имело значения, потому что не имело власти. Но мир был как будто прежним, всё та же планета Земля – пролетая над темно-синей гладью, он видел корабли, они спешили куда-то в привычной земной суете, такой пустой и такой презренной с высоты полета. На рай это как-то непохоже, подумал он, и эта мысль испугала. Что, если он застрял? Души ведь должны уходить куда-то, об этом все говорят… А он еще здесь. Если только в раю тоже не живут люди и не плавают на железных судах по неведомым морям. Впереди он видел берег – полоску светящихся огней, и это тоже как-то не тянуло на загробную жизнь. А что, если и нет никакого ада и рая, с нарастающим страхом подумал Матвей, что, если души, покидая тело, не покидают мир, остаются вечными невидимыми пленниками, приговоренными к одиночеству до скончания всех времен? Теперь это уже походило на Ад.
Утро наступало, отвоевывая у ночи всё больше пространства, первые птицы закружились в небе над ним, такие же души, запертые между небом и землей. Нет, я всё еще в этом мире, убедился Пророк, но для чего? И что мне теперь делать?
Внезапно он осознал, что больше не управляет движением, вернее, он мог незначительно менять траекторию, но на самом деле какая-то невидимая сила несла его над морем к берегу, он как будто стал ветром или пушинкой, которую ветер несет, не спрашивая, чего она хочет. Тогда это точно всё еще матушка-земля, подумал Пророк и усмехнулся бы… но у него больше не было ни лица, ни голоса.
Впереди на линии берега начали гаснуть огни, отмирать, как нечто, больше не нужное, эта часть мира просыпалась, чтобы прожить очередной день оправданных страхов, тяжелых забот и неверных решений, это был не ад и не рай, это был мир людей, материальный мир, где вещи и деньги всегда ценнее жизней и душ. Я не хочу здесь оставаться, понял Пророк, эта грязь, эта чернота душит меня, убивает, калечит, и у меня нет больше защитной оболочки из плоти и костей, чтобы укрыть нежную и уязвимую душу. Теперь он и был душой, и она страдала, не отвлекаемая больше потребностями тела.
А ветер, или просто какой-то невидимый поток, нес его вперед, теперь он немного изменил направление и полетел вдоль береговой линии на восток, параллельно морю на высоком берегу лентой вилась трасса, почти пустая в это раннее время. Время призраков, подумал Пророк, время перехода, когда ночь еще не ушла, а день еще не настал. Берег был почти отвесным на всем протяжении его полета, но постепенно из моря начала проступать расширяющаяся полоска каменистого пляжа. Странно, никаких признаков пребывания человека на ней не было – ни темных пятен от костров, ни бревен, на которых можно было сидеть и любоваться морем. Высокое заграждение отделяло трассу от обрыва и от пляжа, сюда ведь невозможно спуститься, подумал Пророк, поэтому туда никто и не ходит. Однако впереди он увидел, как от обрыва к полоске пляжа спускается довольно пригодная тропа, она пряталась в кустах и каменистых выступах, но сверху он видел всё, и это было единственное место, где можно было подойти к воде. Но кто поедет в такую даль, чтобы с риском спускаться по этой тропке, когда в городах наверняка есть отличные набережные и пляжи? Эта трасса пролегала между населенными пунктами, теперь он это видел. Как и яркое пятнышко на пустой трассе – одинокая машина кроваво-красного цвета. О, а вот и первый актер в этой странной пьесе для одного невидимого зрителя, подумал Пророк, стремительно приближаясь к машине. Кажется, она замедляла ход, упала и скорость его полета. Удивился ли он? Нет, это было самое заурядное событие этого утра. Я только что сознал, что умер, но не покинул мир, подумал Пророк, вряд ли что-то теперь удивит меня.
Он подлетел к тому месту, где за ограждением трассы начиналась тропа, и завис, не в силах повлиять на ситуацию. Что я должен увидеть? И кто мне это показывает? Два вопроса, на которые он хотел и боялся узнать ответ.
С высоты он увидел, как из машины, оставленной в зоне отдыха, вышел молодой мужчина, руки в браслетах и фенечках, волосы завязаны в хвост. Несколько мгновений он просто стоял, любуясь рассветом, а потом достал из багажника что-то сложенное, закрепил на спине, как рюкзак, закрыл машину, любовно смахнув что-то с капота прямо рукой, и зашагал к тому месту, где завис дух Пророка. Когда широкая полоска обочины, именуемая зоной отдыха, закончилась, мужчина с хвостиком пошел вдоль заграждения прямо по трассе, благо в такой час машин на ней не было совсем. Похоже, он точно знал, куда идет. Остановился точно напротив тропы и без колебаний начал перелезать через ограду. Пророк с интересом наблюдал за ним, но интерес был больше вызван причиной, по которой он должен был это видеть, нежели самим подглядыванием – в конце концов, он всю жизнь только и делал, что шпионил за людьми.
Мужчина со странной конструкцией на спине умело преодолел заграждение и начал спускаться по тропе, очевидно, он бывал здесь не раз. Художник! Пророка наконец осенило, а на спине у него сложенный мольберт, только художники способны припереться в такую рань в такое странное место ради красивого света или вида. Под словом «художник» он имел в виду и фотографов, и кинематографистов, и, конечно же, тех, кто рисовал. А этот парень явно пришел сюда за этим. Добравшись до выступа в скале, закрытого кустами, как ширмой, парень быстро и умело снял и разложил конструкцию, которую нес на спине, это и в самом деле оказался мольберт, оглянулся в ту сторону, где оставил машину, снова посмотрел на море, а потом сложил руки перед лицом и начал вроде бы молиться. Художники все со странностями, подумал Пророк, редко кто их понимает. Наверное, в некотором роде все творческие люди – сумасшедшие, видят то, что
