Инстинкт Убийцы. Книга 3. Остров Черной вдовы - Элеонора Бостан
Одновременно с этим он заметил какую-то точку в воде, крохотную и темную, она приближалась к берегу. Он хотел подлететь поближе, чтобы рассмотреть объект, но не мог – какая-то сила, подарившая ему иллюзию управляемого полета, теперь пригвоздила его к одной точке в пространстве. Пока художник молил своих богов о вдохновении или о славе – а о чем еще могут молить художники? – точка всё приближалась, пока не стало понятно, что это плывущий человек. И зачем мне это видеть, задался вопросом Пророк. Хотя человек, возникший посреди моря на рассвете… странно, как минимум. И направляется этот загадочный пловец прямо к полоске пляжа, над которой обосновался художник.
По мере приближения точки в воде Пророк сумел рассмотреть белое пятно лица и черную шапочку на голове. Спортсмен, тренирующийся, чтобы побить очередной никому не нужный рекорд и потешить себя мыслью, что его жизнь прошла не напрасно? Возможно. Но при чем тут я, подумал он и перевел взгляд на художника – тот всё еще молился, полностью погрузившись в процесс. А фигура в воде всё приближалась к берегу, руки больше не взлетали над волнами – человек добрался до отмели и теперь просто шел по дну. Еще немного, и он выйдет на пустой берег, который на самом деле был не совсем пустым. Невероятно интересно, с сарказмом подумал Пророк, и ради этого я завис здесь? Чтобы посмотреть, как этот жаждущий славы спортсмен будет спрашивать дорогу у жаждущего славы художника? Или этот «любимец богов» так глубоко ушел в сеанс связи со своими покровителями, что и не заметит, что Ихтиандр вышел из вод морских?
Но он по-прежнему не мог сдвинуться с места – явное проявление чьей-то воли, шах и мат, атеисты, подумал Пророк – поэтому вынужден был наблюдать за этим не очень-то интересным спектаклем.
Но он вдруг стал интересным, когда глубина стала примерно по пояс – из воды выходила женщина. Тут не могло быть ошибки, точеное тело с характерными изгибами, затянутое в черный костюм. В нежном свете начинающегося дня она выглядела как богиня, рожденная морем для мира, который недостоин ее красоты.
Что-то знакомое уловил он в ее силуэте. Если бы он был по-прежнему человеком, он мог бы сказать, что в душе что-то сильно кольнуло, а потом завибрировало. Но теперь он сам был душой, и эта вибрация поглотила его.
Женщина вышла из воды, одним взмахом руки сняла шапку, черные локоны разлетелись в стороны, и тут он всё понял.
Внезапно он осознал, что его больше ничего не держит – а что держало вообще? – он рванулся к ней, как ветер, набирающий силу и сметающий всё на своем пути. Он пролетел над художником, совершенно забыв о его существовании, резко спустился и завис над ней, всего в нескольких метрах. Еще одно неприятное открытие – он не мог приблизиться вплотную, не мог преодолеть эти несколько метров, как ни старался. И он не мог коснуться ее, не мог позвать… Быть наблюдателем, лишенным жизни – вот грустный удел призраков, подумал Пророк. Перед ним в золотистом свете утра стояла Фатима, женщина с образом которой он умер в том парке.
Вот почему я здесь, пришла вдруг мысль, душам дают возможность попрощаться с теми, кого они любят. А у него, как ни печально, никого больше не было. И ее у меня не было, подумал Пророк, и боль была такой сильной, что он бы заплакал, если бы имел глаза. Всю жизнь он носился по миру, у него были роскошные вещи и успех, а теперь, когда не осталось ничего материального, оказалось, что на самом деле у него ничего и не было. Я нищий, подумал он, единственное сокровище стоит сейчас передо мной, но я не могу ей сказать, как люблю ее, не могу коснуться, не могу предупредить, что главное в жизни вовсе не трофеи, которые ты повесишь на свою стену славы, что за гранью нет ничего, кроме любви и пустоты.
Она постояла, несколько секунд рассматривая берег, она не видела художника, притаившегося на выступе под прикрытием кустов. Но он ее видит, понял Пророк, и волна холода пробежала по его сущности, он ее видит, свидетель, первый невидимый свидетель Фатимы.
– Он там, на выступе! – крикнул Пророк, но ни звука не прорвалось в мир живых, – ты не одна здесь, там человек, художник!
Она его не слышала. Отвернулась от каменного берега, посмотрела на море. Жесткость и напряжение покинули ее лицо, оно изменилось так, как могло меняться только у нее – секунду назад она была демоном, излучающим жестокость, теперь походила на королеву эльфов. Глаза засияли внутренним светом, который она прятала от мира, поклоняющегося тьме, на губах затеплилась нежная улыбка. Он не мог знать, что в этот миг она как раз думала именно о нем. Она никогда не была прекрасней, и в эту секунду он понял, что любит ее именно такой, раздвоенной, любит Фатиму, жесткую и беспощадную, с горящими глазами и хищным лицом, и эту незнакомку, с нежностью, сияющей изнутри. Это и есть Бог, понял Матвей, Любовь, не делающая исключений, принимающая чужую индивидуальность, видящая всё.
– Наши души связаны, – прошептал он, но, конечно же, беззвучно, – поэтому я здесь. Это настоящая Любовь, то, что движет Вселенной.
Но он не мог уйти в свет, или что там ждало его теперь, не мог оставить ее в опасности. Он должен был предупредить ее.
–Ты не одна! – снова крикнул он, и отчаяние начало затоплять его душу, потому что Фатима его не слышала. – Повернись! Он там! На выступе за кустами!
И он нарисует тебя, вдруг понял он со страхом, он запечатлеет этот момент и это лицо, даже не подозревая, что увидел.
Вдруг он начал подниматься вверх, что-то уносило его, его миссия здесь закончилась. Поднимаясь, он увидел, как художник сменил холст и, снова поклонившись неведомым богам, начал рисовать.
– Не одна! Ты не одна! – изо всех сил закричал он.
А под ним на берегу Фатима раскинула руки и улыбнулась новому дню.
6
Он открыл глаза в темноте. Но эта тьма не была кромешной. И что теперь, задался вопросом он, вечное Ничто? Но это нельзя было назвать Ничем – в темное он различал что-то движущееся над ним и какой-то слабый свет заливал пространство. Матвей поднял руку и протер глаза… Стоп! У него была рука?!
– Черт возьми! – воскликнул он шепотом и
