Соня Мармен - Ветер разлуки

Слезы все струились и струились по щекам, отчего волосики сына скоро намокли. Рыдание вырвалось из груди Изабель, и она наконец почувствовала себя освобожденной. Прильнувший к ней, отдавшийся в ее власть с уверенностью, что получит от той, кто подарил ему жизнь, всю любовь, на которую он имеет право, крошечный человечек ненадолго перестал сосать. Он поднял головку и посмотрел на нее своими маленькими круглыми глазенками, синими, как море.

С весной вернулись ласточки – легкие, как бриз, который носил их по небу. Под лучами солнца исчез последний снег, унесенный с улиц Монреаля грязными ручьями. Изабель временами казалось, что она слышит, как набухают почки на трех яблонях во дворе в эти теплые апрельские дни.

Закрыв глаза, молодая женщина подставила лицо ласковым прикосновениям весны. С отъездом Мадлен обрывалась последняя ниточка, связывавшая ее с «прошлой жизнью». Что осталось у нее от тех дней? Драгоценная ноша – Габриель, чьи волосенки щекотали ей щеку. Он чуть слышно покряхтывал во сне, а когда она наклонилась, чтобы посмотреть на него, тихонько улыбнулся.

В первый раз за год она отказалась от черного цвета в одежде. Чтобы расцветить грустный день прощания с кузиной, Изабель надела новое платье из красивого лимонно-желтого хлопка в мелкий голубой цветочек. Корсет Мари каждое утро затягивала все туже, возвращая ей прежнюю девичью талию. Чтобы доставить жене удовольствие, Пьер пригласил на дом портниху, мадемуазель Жозефину Гобу, и заказал ей для супруги модный гардероб.

Пьер имел отличную репутацию в деловых кругах Монреаля, и Изабель уже начала понимать, что ей предстоит играть роль образцовой супруги достойного представителя местной буржуазии. Приглашений на балы и званые обеды становилось все больше, но первое время статус матери новорожденного избавлял ее от необходимости сопровождать мужа во время его выходов в свет. Теперь, когда Изабель вернула девичьи формы и больше не носила траур по отцу, ей предстояло со всей серьезностью приступить к исполнению новой роли. Быть может, в вихре новых впечатлений и развлечений ей будет проще забыть свою любовь?

Дверь открылась, и вошел Базиль, сгибаясь под весом двух великолепных кожаных саквояжей Мадлен. Изабель преподнесла их кузине в качестве прощального подарка. Разумеется, по любезному совету супруга… Надевая перчатки, Мадлен следила глазами за слугой. От яркого света она немного щурилась.

– Мне везет! – сказала она слегка грустным тоном, заставившим Изабель вздохнуть. – Солнышко составит мне компанию! Остается надеяться, оно не оставит меня и в эти четыре дня, пока я буду добираться домой!

Приблизив лицо к лицу Изабель, которому весна придала румянца, Мадлен ощутила укол ревности и в то же время искреннее сожаление. Маленький Габриель спокойно спал, уткнувшись носиком в одеяло. Ни она, ни кузина ни разу не заговорили о поразительном сходстве отца и ребенка. Взгляды, которыми они иногда обменивались, были красноречивее любых слов.

Убедившись, что погружение в меланхолию кузине уже не грозит, Мадлен решила, что пришло время возвращаться в Квебек, на свой остров, и попробовать построить новую жизнь. Жюстина уехала две недели назад с Ти-Полем, объявив дочери о своем решении переехать во Францию. Изабель очень расстроилась. Перспектива расставания с матерью ее не огорчила, но Ти-Поля она очень любила. Это событие еще сильнее сблизило ее с ребенком – теперь они не расставались ни на минуту. Видя, что мир рушится вокруг нее, Изабель уцепилась за то, что у нее осталось.

Поначалу Изабель инстинктивно отвергала сына: Габриель слишком походил на Александера и она ставила это ему в упрек. Потом чувство отторжения превратилось в ненависть к отцу мальчика, и ради общего блага Мадлен надеялась, что так оно будет и впредь (хотя иногда упрекала себя в жестокости).

– Обещай, что скоро приедешь снова! – сказала Изабель, сдерживая слезы.

Мадлен кивнула. Она тоже была очень растрогана.

– Обещаю!

Она посмотрела на Пьера, который, небрежно поставив ногу на подножку арендованной для этого путешествия кареты, ожидал перед большим домом из серого камня на пересечении улиц Сен-Габриель и Сент-Терез. То и дело поглядывая на женщин, он разговаривал с возницей. Красивый и представительный мужчина, он был очень предупредителен к своей жене. Судя по всему, он искренне любил ее. Что ж, со временем Изабель тоже научится его любить.

– Если ты что-то узнаешь о…

Мадлен обернулась и посмотрела на кузину. Та понурила голову.

– Иза, я напишу.

– Скажешь, как он, хорошо?

Как рассказать то, что ей стало известно? Жюстина поведала ей о казни и о чудесном спасении Александера, который получил помилование. Рассказ изобиловал подробностями. Но Мадлен так и не смогла поделиться ими с Изабель. Она не хотела, чтобы горести, которые выпали на долю шотландца, смягчили обиду кузины. В интересах молодой матери и ребенка все останется как есть. Когда ненавидишь, забыть намного проще…

– Ты ведь будешь мне писать о моем очаровательном племяннике, правда? – спросила она вместо ответа.

Изабель потерлась щекой о щечку сына, и тот капризно надул губки.

– Мадо, конечно, буду! Ты крестная и имеешь право первой узнавать о его проделках!

Мадлен ответила искренним смехом. Она была счастлива видеть кузину в хорошем настроении.

– Надеюсь, Иза, я смогу навестить вас прежде, чем он научится разговаривать!

Они ненадолго замолчали. Лошади фыркали и поднимали облака пыли, переступая своими мохнатыми ногами. Мадлен положила руку на плечо Изабель и посмотрела ей в глаза.

– Пьер сумеет о тебе позаботиться, Иза! Он хороший, ты скоро это поймешь!

С болью в сердце Изабель кивнула. Ей придется жить с Пьером… Сможет ли она однажды полюбить его? Если она научится мирно с ним уживаться, это уже будет хорошо. Но пока вся ее любовь и энергия были обращены к сыну. Габриель скоро назовет ее «мама», она будет смеяться над его проказами и неловкими попытками научиться все делать самостоятельно и оплакивать вместе с ним его детские печали. Общение с сыном подарит ей новые эмоции, которые усмирят душевную боль и заставят забыть, что придет день, когда он вырастет и покинет ее, унося с собой единственный источник света, озаряющий ее жизнь. Что ж, такова жизнь.

Изабель инстинктивно поднесла руку к сердцу, где, спрятанный от всех, покоился резной медальон. Она не надевала его со дня своей свадьбы. Внезапно вспомнился день, когда Александер преподнес ей этот подарок, и ощущения, которые она тогда испытала. Украшение стало для нее чем-то вроде реликвии. В тот день ей надо было бежать от Александера, чтобы больше никогда его не видеть… Но тогда она еще не знала, сколько жестокости таят в себе радости жизни.