Михаил Учайкин - Роза на кресте

— Да какой Хукс больной? — махнула рукой Калей. — Больше притворяется. Нет, он не встает, — ответила она на вопросительный взгляд Адрианы. — И в основном молчит. Конечно, все это ужасно. Тела девочек были сильно обезображены, что уж говорить. Их мать от горя чуть рассудка не лишилась…

— Но не лишилась? — прищурилась Адриана.

— Нет…

Калей отломила кусочек булочки, положила его в рот и запила глотком ароматного чая на травах. Движения ее не были суетливы, она не сглатывала слюну, не стремилась быстро набить свою утробу, скорее наслаждалась вкуснейшей выпечкой.

Нет, она не голодна, решила Адриана. Голодные так себя не ведут, даже если будут изо всех сил показывать, что им не хочется есть.

— А сиделок, спрашиваешь, зачем пугала? — вздохнула Калей. — Материно сокровище они искали. И соседка тоже. Я и в лесу вместо невестки завывала, чтобы не искали ее. Мол, живая, хожу, брожу, по деточкам плачу.

— Но ведь искали все равно, — нахмурилась Адриана, вспомнив, что рассказала ей Филомель, когда принесла мед в туеске.

— Нет, не искали, — упрямо повторила Калей. — Ведунье и мне это стало бы известно. Старая бабка не только знахарка, но и немного колдунья. Отцу Филомель жена брата тоже была нужна лишь для одного.

Адриана не стала переспрашивать, для чего. И так было ясно — всем не давало покоя наследство бабушки погибших девушек. И, избавившись от ставшей ненужной прежней жены Хукса Беннета, можно довольно близко приблизиться к заветным сокровищам.

— Только их нет в доме, — неожиданно звонко рассмеялась Калей.

Адриана промолчала — ее этот факт беспокоил меньше всего. Есть драгоценности в доме или их нет — ей, пожалуй, единственной, до них нет никакого дела. От нее требуется отыскать убийцу и привлечь к суду — праведному или гражданскому, без разницы. Она все больше и больше склонялась к мысли, что оборотни тут совершенно не при чем. А горбунья лишь добавила ей уверенности в своей правоте. Преступления совершены руками человека.

— Калей, это ты? — негромко позвал господин Беннетт из своей комнаты, видимо, проснувшись от ее негромкого смеха.

— Я, дорогой, — отозвала та и, резво соскочив с высокого для нее стула, поспешила к нему.

Адриана пошла за ней следом.

— Она своя, — махнула Калей в сторону Адрианы, когда они вошли в спальню больного.

— Своя? Она? — господин Беннетт даже приподнялся на локте, чтобы лучше рассмотреть Адриану в свете масляной лампы, которую та держала в руках, словно видел ее впервые.

— Я говорила тебе, что это не наша племянница Дезире, а ты мне не верил, — Калей доковыляла, смешно переваливаясь с боку на бок, как утка, до постели больного и присела на ее краешек. — Это посланник бургомистра. Можешь ей доверять. Она на нашей стороне.

— Как я могу ей доверять, если она с первой минуты нашего знакомства меня обманывала? — надулся господин Беннетт.

— Так надо было, — вздохнула Адриана. — Так лучше для расследования.

— Кому нужно ваше расследование? — вдруг заплакал тот. — Моих крошек вашей правдой не вернешь. Ну, найдешь ты того оборотня, что сотворил такое, ну убьешь его. Кому от этого легче станет?

— Это не оборотень, — в унисон произнесли Адриана и Калей. — Это человек.

— А вот его следует найти, — добавила Адриана, — и наказать его, чтобы другим неповадно было.

Калей ушла тем же путем, что и пришла. Она покинула дом еще до рассвета. Взяла с собой немного муки, крупы, масла. Адриана предложила ей забрать с собой остатки ужина, но та отказалась.

— Моей невестке требуется здоровая пища, а эта… — Калей замахала руками. — Корми ей лучше брата. И не позволяй ему бока отлеживать, пусть встает и ходит по дому. И все подумают, что внимание и забота родной племянницы смогли быстро поставить больного на ноги.

— Ну… — Хукс Беннетт попытался возмутиться, но потом кивнул и обреченно вздохнул: — С сестрой особо не поспоришь. Она могла в еду подсыпать и снадобья какого-нибудь, от которого особо не залежишься. И в травах, и в кореньях, и минералах толк знала. Старая ведунья давно все секреты Калей передала, та стала настолько искусной знахаркой, что сама могла любую болезнь вмиг излечить, вот только от горба избавиться так и не смогла. На самом деле, рассказывала ведунья, что родилась девочка прехорошенькой. Но то ли еще в утробе матери ей спинку повредили, то ли увечье произошло от быстрых родов, что приключились сразу после нападения зверя, то ли еще от какой причины, но только, когда встала маленькая Калей на ножки, стало ясно, что не ходить ей никогда прямо.

— А теперь мне расскажите, — Адриана стояла в спальне мнимого больного, широко расставив ноги, — какой еще есть вход-выход в дом. В ту щель, которой пользуется ваша сестра мне не пролезть.

— А зачем тебе? — господин Беннетт с хитрым прищуром посмотрел на посланника бургомистра. Он догадывался, что та спрашивала его о тайном входе не их праздного любопытства, но выдавать семейные тайны не торопился.

— Я уже говорила, но для вас повторю еще, — Адриана не собиралась отступать. Ей надо было тщательно изучить тропу, по которой ходили погибшие девушки, побеседовать с графом, изучить графские летописи. Но раскрывать свое инкогнито она пока не спешила. Следовательно, ей тоже, как и Калей, нужно покидать и приходить в дом тайно. — Я расследую жуткое преступление и хочу, чтобы злодей был наказан. Так пожелала ваша младшая дочь. Я и рада ничего не делать, но не могу. Это тоже своего рода проклятье.

— И ты по-прежнему думаешь, что это не оборотень? — вздохнул Хукс и, кряхтя, уселся на кровати, свесив босые ноги с кровати.

— Нет, — Адриана покачала головой. — И ваша сестра только укрепила мою уверенность в этом.

— Иди за мной, — снова вздохнул господин Беннет. Он встал на пол и, ойкнув, схватился за поясницу.

— Да-да, — хмыкнула Адриана. — Такое бывает от долгого лежания. У меня к вам просьба, — сказала она, идя следом за бывшим больным, готовая в любой момент подхватить его, если тот начнет вдруг падать, — при Филомель не изображайте скорое выздоровление. Пусть девушка думает, что вы все еще не говорите и не встаете.

Хукс согласно покачал головой. На самом деле он и не притворялся, что болен, просто после смерти его дочек, ему показалось, что жизнь закончилась, — не хотелось ничего делать, ни с кем разговаривать. Но особенно он не желал выслушивать сочувствия в свой адрес и видеть при этом злорадные блеск в глазах говоривших, мол, так тебе и надо, не будешь зазнаваться. А в чем он виноват? Что взял за себя первую красавицу, и та родила ему дочек — одну краше другой. Он даже о сыне не мечтал, настолько был счастлив.