Михаил Учайкин - Роза на кресте

Адриана прошлась по периметру комнаты со свечой — везде фитилек горел ровно, без нервных подергиваний и потрескиваний. Она поставила свечку там, где, по ее мнению, должна была находиться дверь, а сама уселась на полу у противоположной стены, чтобы ее дыхание не помешало заметить, что появилось легкое дуновение ветерка. Кинжалы на всякий случай она положила рядом с собой, чтобы ненароком на запутаться в складках широкой юбки, вытаскивая их. Адриана предполагала, что сегодня они ей не понадобятся, — с человеком такого роста, который может пролезть в предполагаемую дверь, она справилась бы и без оружия.

И принялась ждать… Ей казалось, что таинственный визитер просто обязан пожаловать, ведь он не появлялся уже пару ночей. Пора…

Чтобы не уснуть, такое было в ее практике не впервой, она поначалу про себя читала стихи, которые помнила по памяти, а потом принялась сочинять сказки. Будь она писателем, а не ловцом всякой нечисти, давно бы ее сочинений на целую книгу хватило.

Свеча догорела почти полностью, Адриана собралась уже заменить ее на другую, но тут фитилек колыхнулся и погас. Она замерла, сжалась в пружину, как зверь, приготовившийся к прыжку, но с места не стронулась, опасаясь неосторожным скрипом половиц спугнуть свою добычу. И свечи она специально купила восковые, самые тонкие и дорогие, а не сальные, чтобы, прогорев, они не оставляли после себя постороннего запаха. Глаза почти ничего не могли рассмотреть в наступившей темноте — Адриана вся обратилась в слух.

Сначала раздалось едва слышное шуршание у стены, напротив которой сидела Адриана, и где совсем недавно горела свеча, а затем приоткрылся в деревянном полу люк. Как она об этом не подумала, ища дверь в стене? Впрочем, она и не нашел бы лаз без посторонней помощи, хоть тысячу раз прошарила бы по полу — деревянные половицы неплотно были подогнаны друг другу во всем доме, а вскрывать каждую не стала бы. Да и мысль эта ей в голову не приходила, что проход может быть не в стене, а в полу.

Адриана одним прыжком оказалась рядом с проникшим в дом существом и схватила его в охапку, стараясь заткнуть рукой рот, чтобы тот ненароком не огласил окрестности от испуга и неожиданности своим диким визгом. Она выволокла сопротивлявшегося человечишку на кухню, продолжая прижимать его к себе одной рукой, второй же быстро зажгла масляную лампу.

Горбун, точнее маленькая худенькая горбунья.

— Ты кто? — спросила Адриана, усаживая незваного визитера на стул и удерживая его на всякий случай обеими руками. Мало ли какие ходы есть еще в доме, ведь горбунья появлялась и исчезала почти бесследно.

— Это ты кто? — фыркнула недовольно та. Казалось, что она совершенно не боится Адрианы.

— Посланник бургомистра, — не стала лгать она. Да и зачем?

— То-то я смотрю, что ты на мою племянницу мало похожа.

— Племянницу? — удивился Адриана. — Но у отца Дезире был только дядька, — сказал она не очень уверенно.

— Так уж сложилось, — вздохнула горбунья, — что о моем существовании знали только матушка, ведунья, что ее и меня от смерти спасла, когда зверь чуть не загрыз ее, да батюшка, старый граф. От того, что я такой уродилась, он заболел и слег. Считал, что это виновато проклятие, рок, что над его родом висел. А снять его могло только рождение красавицы-дочки. Он и матушку выбрал в качестве любовницы, уж больна та была красива. Хотел жениться на ней — не дали, не знатного рода была. Хукс Беннетт — не родной мой брат, а лишь единоутробный. Он не был сыном старого графа, как многие считали, как и его брат.

Глава 5

— А про проклятие можно подробнее? — попросила Адриана. Про господина Беннетта и его семью она расспросит потом, да и зачем горбунья в дом лазила, тоже не так уже интересно.

— Проклятие обыкновенное, как любое другое подобное. В графских летописях прописано, — продолжила рассказывать та, — прокляла своего мужа за измены одна из графинь. Любвеобильные были мои предки — много их незаконнорожденных дочерей и сыновей тут по окрестным деревням проживало. Графиня сама же ни разу не понесла даже от своего супруга, в те же летописи занесено. То ли бесплодна была, то ли граф не прикасался к ее телу, история умалчивает. Говорят, однако, что безобразна была графиня, может, поэтому красавец-граф и не хотел появления на свет некрасивых наследников… Мол, проклинаю тебя и все такое прочее. «И даже красавица-супруга этому помочь не сможет, а только красавица-дочь», — сказала графиня перед тем, как уйти в лес и сгинуть навсегда. Только стали в роду графском рождаться уродцы и убогие один за другим.

— А как же наследники? — не утерпев, перебила рассказчицу Адриана. Насколько ей было известно, все мужчины в графском роду были внешне вполне себе приятными.

Та кивнула и продолжила: — И прежде чем зачать сына-наследника, каждый граф должен был дожидаться рождения красавицы-дочки, чтобы снять с себя проклятье.

Наверное, так случилось бы и в тот раз. Если бы не горб и болезненная худоба, то сестра Хукса Беннетта была бы писаной красавицей. Адриана с нескрываемым любопытством рассматривала горбунью.

— А у графа, вашего отца, сыновья были? — спросила она.

— Нет, не случилось. После моего рождения граф заболел, слег и умер, я уже говорила. Он очень ждал рождения дочки.

— А кто стал наследником? Новым графом? — не унималась Адриана.

— Его кузен, двоюродный брат, — пожала плечами горбунья.

— Чаю хотите? — неожиданно предложила «племянница». — И мы с вами так и не познакомились. Адриана Кермит.

— Калей Беннетт, — вздохнула горбунья в ответ.

— Беннетт? — вопросительно протянула девушка. — Супруг вашей матери дал вам свою фамилию?

— А куда ему было деваться? — усмехнулась Калей. — Никто бы все равно не поверил, что такая уродка, как я, могла уродиться у графа и его любовницы, писаной красавицы. Сам же он, муж моей матери, был пусть не страшен, но и не красив, как граф.

— А в дом зачем приходишь? — спросила Адриана наливая чай и ставя на стол булочки, оставшиеся от обеда. Ему почему-то казалось, что Калей непременно должна быть голодна. Не зря она такая худая.

— Брата проверить, да невестке покушать собрать, — пожала та плечами. Мол, что за странный вопрос.

— А сиделок брата зачем пугала? Филомель, как становилось темно, ни за что не хотела оставаться в доме рядом с больным.

— Да какой Хукс больной? — махнула рукой Калей. — Больше притворяется. Нет, он не встает, — ответила она на вопросительный взгляд Адрианы. — И в основном молчит. Конечно, все это ужасно. Тела девочек были сильно обезображены, что уж говорить. Их мать от горя чуть рассудка не лишилась…