Людмила Бояджиева - Признание Альбины Кристаль

— Расписку составлять будем? — я взяла связку ключей. — Только раньше 23 туда идти бессмысленно — коты ночные животные.

— Ну вы же не больше тридцати минут будете там… хм… отлавливать?

— Надеюсь, — пробормотала я себе под нос и мысленно перекрестилась.

Опять 303! Неужели совпадение? А если дело не чисто? А если Бородавчатый, проверявший крышу, не заметил притаившегося «гостя» или, что более вероятно — в сговоре с преступными элементами! Тогда он посылает меня наверх с целью ликвидации опасной свидетельницы. Поэтому и расписку не взял — зачем лишнее доказательство моей вылазки на крышу? А так: была госпожа Кристель — и нету. Вся вышла. Может, в туалет, может в садик — ко ж ее знает…

Ой, мамочки! Я всегда мечтала появиться на экране, но не в рубрике Криминальные новости: «Служащая многоэтажного жилого комплекса упала с крыши, преследуя заблудившегося кота! Не исключена версия самоубийства одинокой, душевно неуравновешенной женщины…» Мое воображение, как всегда, увлеченно нарисовало скудные похороны, короткую речь Виктора над могилой и процеженную сквозь зубы клятву: «Я отомщу за нее, твари!».. Стоп! Какие похороны? Чего я дрожу? Взрослая самостоятельная дама боится осмотреть пустую квартиру? Курам на смех. И хорошо, что Виктора нет в городе, подвернулся случай проявить смекалку и разведать обстановку самостоятельно.

Помня о том, что кошки — животные ночные, я запаслась пакетиком «Вкусного обеда» и запланировала визит на крышу после одиннадцати вечера — к моменту зарегистрированных сигналов. Разумеется, прихватила газовый баллончик и радиотелефон. Кто знает, что происходит за темными окнами пустующего пентхауса, когда у меня на пульте призывно мигает красная лампочка. Все это спрятала в сумочку, бросила молящий о защите взгляд на Сикстинскую мадонну и шагнула в пустую, мягко освещенную кабинку лифта.

Поднявшись в скоростном лифте на верхнюю площадку, предназначенную для жильцов пентхауса, я увидела лишь одну массивную двустворчатую дверь и овальное окошко под потолком. Прислушалась к звукам за дверью и не уловив никаких признаков жизни, я с воровской осторожностью отперла замок. Свет в холле зажигать не стала, замерла, превратившись в слух, вдыхая застоявшийся воздух большого темного помещения. Изящный особняк на крыше многоэтажного гиганта — удовольствие не дешевое и на любителя. Внутренняя отделки помещения будет сделана по желанию хозяина, когда таковой объявится. Пока же здесь все остановилось на пол пути — голые плиты стен, фанерный настил под ногами, какие-то трубы и провода напоминали о строительстве. Запах пластика и цемента усиливал ощущение заброшенности.

Стараясь двигаться бесшумно, я направилась к выходу на крышу. По сторонам уходили в темноту арки и дверные проемы недостроенных апартаментов. За одним из поворотов я заметила слабое свечение, словно кто-то курил в темноте. Мысленно поздравляя себя с предусмотрительно надетыми мягкими тапочками и стараясь не дышать, направилась к свету. На пороге большой «гостиной», выходящей полукруглым эркером в сад, замерла, сдержав крик: за огромным, доходящим до пола окном колотились на ветру ветки кленов, а в большом камине — вообразите мое потрясение! — слабо потрескивая, краснели угли! Кто-то торопливо покинул комнату, заметив мое появление! Я присела, ожидая, что в затылок упрется глушитель бандитского ствола. С минуту прислушивалась, оглушенная биение собственного сердца, и осторожно, почти на четвереньках направилась к двери. Ладонь нащупала на полу небольшой предмет, похоже, пачку сигарет и я сунула ее в карман для дальнейшего расследования.

Не помню, как нашла выход на крышу и рванула дверь. Душистый аромат цветущего сада и запах сырой земли взбодрил меня. Темные аллеи обрывались в бездну, а в ней мириадами огней светилась Москва. Невероятно, волшебно! Я стояла среди кустов цветущей сирени, различая далеко внизу подсвеченный шпиль Университета, разбегающиеся нити розоватого бисера — фонарей, идущих вдоль проспектов и улиц. Конечно же, в это мгновение я могла взлететь — восторг захлестнул меня взрывной волной! Я чувствовала себя Маргаритой — бесстрашной мстительницей, Вечной возлюбленной, отправляющейся в фантастический полет. Сейчас, сейчас, еще шаг, вытянуться на цыпочках и…

Шорох в кустах вспугнул иллюзию. Воображение мышкой юркнуло в нору здравого смысла, покрывшееся холодной испариной тело прижалась к облицованной камнем стене. В тот же момент на меня рухнуло нечто живое, опасное! Вцепившись когтями в тонкий пуловер, на плече балансировал кот! Котяра, что б тебе пусто было… Обнюхал мою щеку и спрыгнул. Отдышавшись, я достала припасенный пакетик с кормом, присела. Кот урча терся у моих коленей и просительно заглядывая в лицо огромными круглыми глазами. Щекастая плоская мордочка — вот он, преступный самурай!

— Это ты съел валютные жао-жао, гурман? И нагадил в кашпо тети Оксаны? Экий сообразительный котик! — я гладила увлекшегося трапезой бомжа и торопилась успокоить себя: ничего страшного не произошло — оголодавший бродяжка нарушил сигнализацию. А камин? Да не померещился ли мне с перепугу отсвет огня в темном зеве топки? Я ринулась в дом, отыскала «гостиную» и с облегчением вздохнула — никаких углей! В кромешной темноте лишь слабо светилось большое окно.

«— У вас развитое воображение, Помидорина, но есть вы не возьмете за правило его контролировать, однажды можете зайти слишком далеко. — Предостерегала меня преподавательница актерского мастерства, умевшая рыдать и заливаться смехом по команде. — Этак, бесконтрольно, все Джульетты позарезались бы и Дездемон передушили!»

«— А вот и не зарезалась ваша студентка, Изабель Юльевна! И вообще — совсем теперь другой человек!» — выдвинула я бодрое возражение и нащупала выключатель. На мою руку легла холодная перчатка.

— Не надо света! — прошелестел мертвенный голос.

Рот зажала сильная ладонь и мои выпученные от ужаса глаза различили придвинувшееся вплотную лицо Депардье.

— За мной! — сказал он одними губами. И я последовала, как Эвредика за Орфеем, опоенная запахом его парфюма и ужаса.

Не проронив ни слова, мы спустились в специальном лифте в подземный гараж — гулкий и темный, забитый спящими автомобилями. Дверцу одного из них, довольно-таки пижонского, Виктор распахнул передо мной и я рухнула на мягкое сидение.

— Мне следовало вести себя поаккуратней. Простите, Дора…

Я зажмурилась, ловя восторг летучего мгновения. Дора! Он и не подозревал, какое воздействие производит на меня это имя. Вспоминалась не школьная дразнилка «Дора-Помидора», а совсем другой сюжет — пронзенное стрелой сердце на свежей краске подъезда и четыре заветные буквы, оставленные тайным воздыхателем на многие годы. Боже, как манила тогда запретными тайной взрослая любовь, какими искусами был напоен летний воздух… Присутствие Виктора будило во мне самые романтические, инфантильно-юношеские настроения. Похоже, это стало рефлексом.