Ольга Строгова - Дневник грешницы

…Услыхав мои слова, папенька схватился за сердце. Лицо его посерело. Я же была удивительно спокойна и оттого, не тратя время на заламывания рук и призывы о помощи, сразу же достала папенькины сердечные капли и накапала ему в рюмку, разбавив водой.

Когда же папенька отдышался и перестал прижимать руку к левой стороне груди, он слабым голосом попросил повторить то, что я сказала.

И я повторила. Ты не поверишь, Жюли, я сделала это, не испытывая ни малейших угрызений совести. Странное спокойствие, осенившее меня, как только я переступила порог дома, продолжало удерживать меня в своих мягких, но цепких объятиях. Более того, во мне поселилось ощущение, что именно сейчас я поступаю правильно. Словно до этой минуты я безвольно плыла по течению, уносившему мою лодку в мрачную и недружелюбную неизвестность, а нынче взялась за весла и сама правлю к берегу.

Что ждет на берегу – неизвестно точно так же. Но я, по крайней мере, пристану к нему по собственной воле и желанию.

Если у папеньки и были мысли как-то принудить меня отказаться от принятого решения, то, взглянув на мое лицо, он лишь всплеснул руками.

– Придется все продать, – сокрушенно произнес он, – все: и дом, и имущество. Все продать и отправляться в богадельню…

– Отчего же в богадельню? – спокойно возразила я. – Разве дядюшка Борис Андреевич не звал вас погостить, а то и вовсе поселиться в его ярославском имении?

Папенька высморкался и взглянул на меня с некоторой надеждой.

– А ведь верно, я и забыл… Не откажет же он родному брату, оказавшемуся в затруднительном положении? Но ты… ты разве согласишься в цвете лет похоронить себя в глухой деревне?

– Я не поеду с вами, папенька, – сказала я, все еще удивляясь собственной смелости, – и вовсе не оттого, что меня пугает деревня. Я отнюдь не любительница светской жизни. Но я не хочу провести свои дни в безделье и праздном ожидании, пока какой-нибудь великодушный господин захочет взять в жены бесприданницу. Я собираюсь сама зарабатывать себе на жизнь.

– Что я слышу? – горестно воскликнул папенька и вскочил с кресел, забыв про свою недавнюю сердечную слабость. – Моя дочь, дворянка, собирается зарабатывать себе на жизнь, как какая-нибудь…

Не стану утомлять тебя дальнейшим изложением разговора. Скажу лишь, что отец бушевал, хватался за сердце и умолял меня передумать еще в течение двух долгих дней.

На третий день он сдался. И неожиданно сделал мне подарок, настолько неожиданный и великолепный, что я сразу же забыла обо всем.

– Если уж ты твердо решила идти в гувернантки, – ворчливо заявил он за завтраком, наливая сливки в свой кофий (Лукич, стоявший за его креслом, горестно вздыхал: молочница грозилась не отпускать больше в кредит), – то, по крайней мере, ты должна попасть в хорошую, благородную семью, чтобы я за тебя не волновался.

– Ах, папенька…

– Подожди! Так уж получилось, что я знаю того, кому могу спокойно доверить тебя. Ты с ним тоже знакома. Это граф Алексей Николаевич Безухов.

– Что?!

Ах, Жюли, ты, конечно, понимаешь, каких усилий мне стоило не выдать своих чувств при звуках этого имени!

– Граф недавно усыновил двоих своих племянников, детей покойной сестры, – продолжал папенька, – и в нынешний свой приезд в Петербург просил меня отыскать подходящую образованную молодую особу, которая согласилась бы отправиться в Олонецкую губернию. А за жалованьем граф не постоит, он, насколько мне известно, человек весьма щедрый…

Жалованье! Господи ты Боже мой, жалованье! Я буду жить в его доме, каждый день видеть его, говорить с ним! Жалованье!..

– Что ж, батюшка, это, конечно, лучшее, на что я могу рассчитывать, – ровным голосом произнесла я.

Дальше все случилось на удивление быстро.

Уверившись, что решение мое твердо, папенька более не чинил мне препятствий. Он даже сел писать рекомендательное письмо к графу, в чем, на мой взгляд, не было никакой необходимости. Однако папенька заявил, что так нужно, что так положено делать, и я не стала спорить с ним по этому поводу.

Также он настоял, чтобы я взяла с собой побольше теплых вещей и весь оставшийся бабушкин жемчуг. О хризолитовой броши, подарке графа, он не знал.

– Меня остатки твоих драгоценностей не спасут, – грустно улыбнулся папенька, – а тебе они пригодятся. У графа бывает интересное общество: офицеры расквартированного по соседству драгунского полка, молодые дворяне… Может, Господь смилостивится над тобой и ты, находясь у графа, счастливо устроишь свою судьбу!

Я горячо и искренне разделила папенькины надежды.

Итак, моя дорогая кузина, нынче вечером я отбываю на поезде в Петрозаводск. Утром, по приезде, найму на станции лошадей и к полудню, даст Бог, буду уже в имении у Алексея. Папенька настаивал, чтобы меня сопровождал Лукич, но я сумела убедить его, что в состоянии проделать этот недалекий и неопасный путь совершенно самостоятельно.

И все же сердце мое бьется тревожно и часто: впервые в жизни я покидаю родительский дом. Надолго ли? Быть может, навсегда.

Что ждет меня впереди? Ах, Жюли, если бы знать!..

25 декабря 1899 г.

– Ну что, – торжествующе воскликнула Ирина Львовна, – теперь ты убедился?

Чтение письма происходило в сквере у Большого театра. Все скамейки в тени были, разумеется, заняты, на некоторых сидели не то что вчетвером – впятером или даже вшестером.

Но Ирина Львовна с Карлом сидели на скамейке вдвоем. Ирина Львовна бросала такие угрожающие взгляды на всех желающих составить им компанию, что никто так и не решился присесть с ними рядом.

Письмо сначала проглотила Ирина Львовна, а потом уже, неторопливо и вдумчиво, прочитал Карл.

– Убедился – в чем?

Ирина Львовна передвинула на скамейке свою сумку еще дальше от себя и свирепо воззрилась на подлетевшую было компанию подростков с гитарой и пивом.

– Как это – в чем? Да в том, что они будут встречаться! И что между ними случится роман! И что твоя бабушка Елизавета…

– Из того, что Анна Строганова будет жить у него в имении и воспитывать его племянников, вовсе не следует, что у них будет роман, – перебил ее Карл. – И уж тем более – что родится ребенок. Вспомни, что я говорил тебе о бабушкиной метрике. Включи, наконец, логику.

– Ах так?! – вскипела Ирина Львовна.

Очередные претенденты на скамейку, солидная пожилая пара, отшатнулись и решили на всякий случай уйти из сквера совсем.

– Логику, значит, включить! Хорошо. Я включу. А ты выключи свою нордическую невозмутимость и попробуй хотя бы раз в жизни полностью довериться интуиции! Неужели ты не чувствуешь, что у этой истории есть будущее? Неужели не понимаешь, что история графа и Аннет не может, просто не имеет права закончиться ничем?