Марина Крамер - Три женских страха

– Подробнее! – резко бросил Саша, услышав, что вошла я.

– Ка…ка…каво – подробнее? – забормотал мужик.

– Подробнее – как подкарауливал, как мину закладывал, как на кнопку жал. Рассказывай, это дочь Клеща.

При упоминании имени моего отца мужик совсем сдурел от страха и завизжал по-поросячьи:

– Да пошутил я! По телику услышал, что завалили его, ну, решил хвастануть… выпили с мужиками, я им и ляпнул – мол, это я Клеща… того… а так-то… куда мне, я ж больной… эпилепсия у меня…

Я повела носом и сморщилась:

– Чем понесло?

– Чем-чем, – хмыкнул Влад, брезгливо морщась. – Вон лужа-то уже из-под кровати вытекает.

Бесо и Саша глянули в указанном направлении и закатились хохотом.

– Поехали, все тут ясно. Какая ему мина – он только кучу дерьма заложить может, – отсмеявшись, проговорил Бесо, вытирая глаза, на которых выступили слезы.

– Погодите, – я отстранила охранника и, пнув ногой кровать, освободила себе место, чтобы подойти к псевдокиллеру ближе. – Слушай сюда, быдло. Если еще только раз тронешь мать хоть пальцем – приедем и отстрелим причинное место. Понял? – Толик мелко закивал. – Ну, а это на память, – я размахнулась и врезала ему берцем прямо в глаз. – Будешь в зеркало смотреть – вспоминай, что я сказала. Мать уважать нужно.

Под аккомпанемент Толиковых завываний мы вышли из квартиры, и я вынула сигарету:

– Вот мерзота!

– Не расстраивайся, может, и к лучшему, что не он это, – проговорил Бесо. – Ну, в падлу было бы моему корешу Фиме от руки такого урода погибать.

– Думай, что несешь-то, – укоризненно произнес Саша, обнимая меня за плечи. – Ладно, давайте домой поедем, спать хочется, да и суббота сегодня. Я всю ночь за рулем, боюсь уснуть.

– Я поведу, – предложила я, но муж отказался:

– Не справишься. Ничего, потихоньку доеду. Когда ты в машине, я вдвойне осторожен.

Дома было тепло и сонно, мы сразу поднялись в спальню и упали на постель, сбросив одежду прямо на пол. Саша вытянулся и пробормотал:

– Старик устал, как беговая лошадь…

– Давай я помну тебе спину, – с готовностью откликнулась я и, не дожидаясь ответа, удобно расположилась верхом на муже, принимаясь за массаж.

Саша постанывал от наслаждения, а я, конечно, мечтала кое о чем другом, но понимала – заикнись я сейчас, он не откажет, но вижу ведь, что устал. Ничего, у нас вся суббота впереди, все воскресенье. Съездим с утра в больницу, и остаток дня – наш.

Девяностые

Мне одиннадцать лет.

Зайдя в кабинет отца за бумагой для рисования, я вижу приоткрытый ящик стола. Любопытство берет верх над здравым смыслом и страхом – нам, детям, категорически запрещено трогать вещи в папином кабинете. Открываю и вижу на дне небольшой черный пистолет. Вынимаю осторожно, дрожа от восторга и ужаса, глажу, нюхаю. Интересно, а вот это зачем? Случайно засылаю патрон в патронник. Смотрю на себя в зеркало – ух ты, я настоящая шпионка… Строю многозначительные мины, призванные обозначить мое шпионское нутро. Целюсь в стоящую на шкафу вазу. Внезапно на пороге возникает отец. Мой палец на курке вздрагивает, раздается выстрел. Меня, худую и маленькую, отдачей отбрасывает назад. Я не удерживаюсь, падаю на пол, ударяюсь затылком о подлокотник кресла. Морщась от боли, встаю, инстинктивно прячу пистолет за спину. Зачем – все ведь и так очевидно… Отец с бледным лицом и посеревшими губами приближается ко мне, обнимает и отбирает пистолет. На полу за его спиной – осколки старинной китайской вазы, подаренной друзьями-приятелями.

– Александра… никогда… Слышишь? Никогда больше! Не смей! Входить! Сюда! Без спроса! – отчеканивает он.

Оттолкнув меня, отец достает из кармана пиджака пузырек с таблетками и сует одну под язык – в последнее время у него плохо с сердцем, я слышала, как это сказал врач домработнице Гале.

Мне стыдно и больно. Я огорчила папу…

Любовь к оружию отец привил мне сам. Однажды позвал покататься, и я с готовностью согласилась – любила такие прогулки вдвоем. Охрана не считалась – они никогда не мозолили нам глаза, а потому можно было считать эти вояжи свободными. Мы бродили то по старой части города, то где-нибудь в лесу, и папа, заложив руки за спину, что-нибудь рассказывал. Но в тот день мы поехали на заброшенный песчаный карьер, долго скользили вниз, на самое дно котлована, держась за руки и посмеиваясь над собственной неуклюжестью. Я повернулась назад и ахнула:

– Пап, да как же мы обратно-то?! Там же метров сто вверх!

– Ну, не сто, конечно, но высоковато, – согласился отец. – Не бойся, Кнопка, выберемся. Смотри, что у меня есть.

Из кармана куртки неожиданно появился небольшой пистолет.

– Настоящий?! – снова ахнула я – ей-богу, сегодня день сюрпризов.

– А ты думала, я игрушечный тебе дам?

У меня начали дрожать руки от возбуждения – надо же, настоящий пистолет, из которого стреляют! И папа вот так запросто дает его мне подержать… Интересно, а выстрелить позволит? Я подняла глаза и умоляюще заглянула в лицо отца. Тот с одобрением хмыкнул и кивнул:

– Сейчас попробуем.

Он кивнул водителю Глебу, и тот вынул из висевшей на его плече сумки штук пять пустых бутылок, аккуратно расставил на валявшемся бревне и отошел в сторону.

– Ну-ка, вставай вот так… – Отец легким движением носка ботинка заставил меня поставить ноги на ширину плеч, обе руки мои сложил на рукояти пистолета, а указательный палец правой положил на курок. – Держишь? – Я кивнула, чувствуя на затылке дыхание отца. – Теперь целься. Смотри, будет отдача, можешь упасть. Я подстрахую, но будь готова.

Я от волнения облизывала губы, но взяла себя в руки и прицелилась в крайнюю правую бутылку.

– Готова? – спросил папа, и я снова кивнула – говорить от избытка эмоций не могла. – Хорошо. Спускай курок.

Я что было сил утопила курок, что-то оглушительно бабахнуло, и меня, как бревном, откинуло назад, на папу. Он рассмеялся, забрал пистолет:

– Ну ничего, для первого раза главное не испугаться. – И, отстранив меня, сам методично расстрелял бутылки. – Ничего-ничего, Кнопка, научишься.

– Дай еще! – потребовала я, уязвленная неудачей.

Отец внимательно посмотрел на меня, но пистолет протянул и встал сзади.

– Отойди, я сама! – потребовала я, удивив его.

Папа хмыкнул, но отошел и велел Глебу поставить еще несколько бутылок.

Я сделала два выстрела, всякий раз с трудом удерживаясь на ногах при отдаче. Не попала ни разу, патроны закончились. Я закусила губу от досады и стыда – не смогла! Папа увидел, что я завелась не на шутку, забрал пистолет и вставил новую обойму: