Марина Крамер - Три женских страха

– Если помнишь, это мой отец лежит сейчас в реанимации! Мой, а не твой! И я имею право!

– Та-ак! Еще и ухо о стенку грела! – с легким возмущением проговорил муж.

– Прекрати, я сказала, что поеду – и поеду, даже если ты меня в машину не пустишь.

Я поняла свою оплошность моментально – ключи от байка валялись на столе и, разумеется, после моих слов мгновенно перекочевали в карман куртки мужа.

Бесо не вмешивался. Принцип не лезть в чужую семью с советами он соблюдал свято, и даже давняя отеческая любовь ко мне не заставила его нарушить правило.

– Отдай! – рявкнула я, но муж предостерегающе произнес:

– Александра!

– Что? – с неприкрытой уже злостью переспросила я, застегивая кожаную автомобильную перчатку. – Ты же знаешь – я всегда прислушиваюсь к тебе, но не сегодня, понимаешь? Не сейчас! Я хочу своими глазами увидеть человека, поднявшего руку на моего отца, и даже ты не в силах помешать мне, Акела!

Я крайне редко позволяла себе произнести вслух кличку мужа, но, когда злилась, не могла контролировать себя. Муж молча поднял руки, признавая поражение, а Бесо счел возможным наконец высказаться:

– Сашенька, ночь на улице-то…

– Да ну?! А я-то не вижу! Вот спасибо, что сказал! – Я развернулась в его сторону, и Бесо выставил перед животом руки вперед ладонями:

– Все-все, сдаюсь! – Однажды в детстве я в ответ на какое-то его обидное замечание неожиданно разбежалась и ударила Бесо головой в живот, и с тех пор во время каждой словесной перепалки он вот так выставлял руки, словно я могла повторить свою выходку еще раз.

В общем, сдались оба, и через несколько минут я уже сидела в машине мужа, он сам сосредоточенно всматривался в темную трассу, уходящую под колеса джипа, а Бесо с охранником и водителем ехали сзади. Мы неслись в сторону города. На въезде располагался пост ГАИ, и я выразительно посмотрела в зеркало, стараясь поймать взгляд Саши, но он и без меня отлично знал, что делать. Скорость упала до предельно разрешенной, и мы миновали пост с двумя приплясывавшими на улице гайцами вполне благополучно. Саша вынул мобильный и набрал номер Бесо:

– Обгоняй, я адреса не знаю.

Машина Бесо почти сразу пошла на обгон, Саша пристроился в хвост.

– Ты зря поехала, Аля, – все-таки решился высказать мне накипевшее муж, пока мы были одни. – Я не хочу, чтобы ты вообще как-то прикасалась к нашим делам. Это неправильно. Ты – женщина и должна быть в стороне.

Ох, зря он это сказал…

– В стороне?! А ты уже забыл, как твой прежний… хм… работодатель лишил нас ребенка? И возможности иметь когда-либо вообще детей?!

Это был удар ниже пояса – муж до сих пор считал себя виноватым. Но – видит бог – сейчас я защищалась как умела.

В машине повисла тишина, только шум двигателя нарушал ее. Я отвернулась к окну, прижалась к холодному стеклу лбом и кусала губу, чтобы не плакать. Воспоминания до сих пор жгли меня, хотя прошло уже несколько лет.

– Аля, перестань. Мы договорились не вспоминать.

Я не могла даже рта открыть, от подступивших слез щипало в носу и сводило скулы. Но плакать при Саше я не хотела. Еще тогда, в больнице, лежа на кровати с перевязанными запястьями, зафиксированная широкими брезентовыми ремнями, я поклялась себе, что никогда больше не буду слабой. Никогда больше не опущусь до такого малодушия, как попытка суицида. Я – дочь своего отца, я жена такого человека, как Акела. Я не могу позволить себе слабость, как обычная женщина. Не могу – и не позволю.

Машины остановились у неприметного пятиэтажного дома, Саша вышел и открыл мне дверку. Больше он не говорил ничего, не просил остаться, не жалел вслух, что не заставил меня сидеть дома. Он был собран и холоден, настроен на работу – я очень любила его таким.

Мы поднялись на третий этаж и на подоконнике лестничной площадки обнаружили двух молодых парней. Один читал какой-то журнал, другой слушал музыку, вставив в уши наушники плеера. При виде нас оба вскочили, но Бесо только отмахнулся:

– Да сидите вы. Ну что – не выходил?

– Да ну – куда? – перекатывая во рту жвачку, протянул тот, что был одет в спортивный костюм и короткую кожанку на подстежке. – Старуха какая-то выходила, я ее до ларька проводил, она там молоко и минералку брала. Бодун Иваныч у клиента утром будет, готовится бабанька.

Я бросила взгляд на часы – они показывали начало шестого. Рановато бабулька встает.

– Пошли, – Бесо поднялся по лестнице, велев своему охраннику идти следом, а мы с Сашей поднялись последними.

Бесо нажал кнопку звонка, и через минуту дверь открыла маленькая старушка. Меня поразил ее вид – чистая, опрятная, вся светившаяся аккуратностью бабушка имела под глазом фингал, которому мог позавидовать любой бомжара.

– Вы к кому?

– К Толяну мы, мамаша, к Толяну, – проговорил Бесо, тоже, кажется, удивленный.

– А кто вы ему? – продолжала допрос старушка, окидывая взглядом нашу – надо признать, довольно странную – компанию.

– Мы с работы.

– Тоже из охраны?

– Да, мамаша, из охраны.

«Охранник» Бесо в дорогом пальто и лаковых туфлях ну никак не укладывался у старушки в один ряд с ее явно пьющим сынком. Но она посторонилась, впуская нас.

– Спит он еще, пришел не так давно, пьянючий… Вы б повлияли как-то.

– Сейчас повлияем, мамаша. Потому и пришли. Вы бы пока в кухоньке посидели, а? Разговор мужской у нас.

Я поняла, что имел в виду Бесо, а потому взяла старушку под локоть и повела в кухню. Там она гостеприимно предложила мне чаю, и я почувствовала неловкость – сейчас в соседней комнате мой муж, скорее всего, вытянет из ее сына все жилы, а она мне тут чай предлагает…

– Откуда синяк у вас? – чтобы отвлечься, спросила я, и старушка, вытирая слезящиеся глаза, пробормотала:

– Так Толик это… сын…

– Он вас бьет, что ли? – не поверила я – очень уж не вязалась у меня эта аккуратная старушечка с побоями.

– Бьет, доченька, ой, бьет… – запричитала она. – Как напьется – так и бьет.

– Так в милицию сдайте.

Она глянула на меня так, словно я уже сдала драгоценного Толика в ментуру:

– Да бог с тобой, как можно?! Сын ведь!

Вот так – ей он сын, а она ему вроде как не мать – раз лупит ее, как боксерскую грушу. Сволочь… Интересно, что за фрукт?

Я вышла в соседнюю комнату и там застала дивную картину. Кровать перевернута, из-за нее, прижимаясь к стене, таращит глаза лохматый похмельный мужик с красными вытаращенными глазами, посреди комнаты на стуле сидит Бесо, мой муж отодвинул штору и вроде бы рассеянно смотрит в окно, как будто совсем отсутствует, а охранник Бесо Влад ногой прижимает руку мужика к полу.

– Подробнее! – резко бросил Саша, услышав, что вошла я.