Паулина Симонс - Красные листья

— Крисси, они разрешили мне оставить моих деток. Спасибо тебе, Крисси. Они мне разрешили. — Залившись слезами, она отошла к своему отцу.

Альберт был в темном костюме, темной рубашке и галстуке. Волосы были завязаны сзади блестящей черной лентой. На глазах черные защитные очки. Говорить он не стал. Кому-то, наверное, это могло показаться странными, только не Спенсеру.

Во рту у него пересохло. Он искал предлог, чтобы поговорить с Альбертом.

«Вот передо мной лежит молодая девушка, красавица, безвременно погибшая, а не так далеко отсюда томится под стражей другая молодая девушка, которую ждет суд и, возможно, пожизненное заключение, и их обеих погубил этот негодяй с жестоким сердцем. Он погубил не только их, но и родителей Кристины. Надо что-то делать. А что? Что я могу сделать? Но я должен, потому что обещал Кэтрин Синклер».

На погребальную церемонию на кладбище Пайн-Нолл людей пришло гораздо меньше, примерно полторы сотни человек, в их числе Спенсер, Уилл и шеф местной полиции Галлахер.

Альберт был без куртки, в одном костюме. Он стоял, понурив голову, рядом со священником и что-то держал в руках. Что, Спенсер видеть не мог, потому что стоял за его спиной.

Он стоял и глядел в спину Альберту. Интересно, а Натан Синклер горюет по Кристине? Любил ли он ее так же сильно, и был ли очарован ее длинными темными волосами, ее прекрасными глазами, и трогало ли его ее нежное сердце, которое она принесла ему в жертву? И не только свое сердце, но себя всю и всю свою семью. Она пожертвовала для него всем. А он? Он тоже сохранил коробку спичек, привезенную из Эдинбурга?

Ответа Спенсеру ждать долго не пришлось. Альберт приблизился к гробу, опустился на колени, сгреб в сторону цветы и начал приподнимать крышку.

Священник и Говард Ким бросились его останавливать:

— Что вы делаете? Прекратите сейчас же. Прекратите!

Он стряхнул с себя их руки, его плечи судорожно задергались. Он тихо проговорил:

— Ее пальто, это ее пальто. Я хочу ее накрыть. Это одна из ее самых любимых вещей. Пожалуйста, разрешите мне ее накрыть. Ей так холодно.

Они помогли ему открыть гроб, и Натан Синклер трясущимися руками нежно укрыл Кристину темно-бордовым пальто, а затем прижался губами к ее лбу.

После похорон Спенсер вынес вещи из «Хановер инн», сел в машину и двинулся на Лонг-Айленд. С Натаном Синклером он так и не поговорил.

К нему подходили Уилл и Кен Галлахер, уговаривали, чтобы он не уезжал. Галлахер обещал повышение, Уилл напоминал о былых днях, когда они так славно работали вместе. Спенсер их тепло поблагодарил, но отказался. С Хановером покончено.

А дома пришлось сразу окунуться в заботы. Там было не все в порядке. За несколько дней до его приезда какой-то сумасшедший обстрелял пригородный поезд, на Лонг-Айленд, который был набит людьми, ехавшими с работы. Шестеро человек были убиты, девятнадцать ранены. Брат Спенсера, Патрик, тоже был в этом поезде. Он получил пулю в плечо и две недели пролежал в больнице Стоуни-Брукс. Пройди пуля чуть левее — и все, не было бы Патрика. За ужином в семействе О'Мэлли это обсуждалось потом в течение многих недель. Спенсер не виделся со своими больше пяти лет, и ничего: сел на свое старое место за деревянный обеденный стол, который напоминал ему кафе «Коллиз» в Дартмуте, ему подали еду, и началась беседа, как будто ничего и не происходило, как будто он никуда и не уезжал.

А он сидел и думал, что это как раз то, что надо.

Он бездельничал три месяца. На большее его не хватило, и он устроился на работу — вначале охранником в фирму, а потом телохранителем к одному местному политику из республиканцев. В свободное время вечерами Спенсер посещал местные бары, других развлечений не было. Он быстро устал от такой жизни, подал заявление в окружную полицию Саффолка и был восстановлен в полиции после нескольких месяцев разного рода проверок, психологических тестов и большого количества звонков Кену Галлахеру. К чести бывшего шефа, тот дал ему отличную рекомендацию. Спенсер стал одним из двадцати старших детективов окружного управления. Больше у него уже никогда не будет возможности одному вести серьезное дело, но Спенсер был рад затеряться в этой большой колоде. В следующем году ему пришлось несколько раз ездить в Нью-Хэмпшир по делу об обвинении Констанции Тобиас. К счастью, здание суда находилось не в Хановере, а в Конкорде.

Тревожные сомнения в виновности Конни, которые постоянно мучили Спенсера, развеялись еще до того, как он занял свое место на судейской кафедре. Суд состоялся как раз в годовщину смерти Кристины. Констанцию Тобиас защищали несколько адвокатов, которые, видимо, убедили ее сделать признание в совершении преднамеренного убийства. Адвокатам удалось доказать, что деяние это было совершено в состоянии временного помрачения рассудка, за что ей могли дать от пяти до пятнадцати лет. Если бы она была признана виновной по другой, более жесткой статье, то ей бы полагалось от двадцати пяти лет до пожизненного, а если бы не было принято во внимание вообще никаких смягчающих обстоятельств, то Конни и вовсе грозило пожизненное заключение. Ее адвокаты это прекрасно знали и, конечно, просчитали все варианты. Поэтому, видимо, Конни и согласилась. Придется посидеть, конечно, но если учесть вышесказанное, то можно считать, что она отделалась легким испугом.

Свидетелем обвинения выступал Френки Абсалом. Было видно, что делал он это весьма неохотно. Вначале Конни все отрицала. Этого не было, того не было и прочее и прочее. Но у нее не было главного — алиби. Она не могла заявить, например, что проспала все это время, или была в туалете, или в ванной, или занималась подготовкой к контрольной. У нее не было алиби. И у нее была куча мотивов, подвигавших ее к убийству.

Это подтвердил для большого жюри Натан Синклер, то есть Альберт Мейплтоп.

Джим Шоу вообще поначалу отказывался являться в суд и свидетельствовать для обвинения. Когда он в первый раз не явился по повестке, ему пригрозили судом. Он был вынужден прийти и засвидетельствовать, что Конни действительно не было в ее комнате примерно с двенадцати двадцати до часа тридцати. Под угрозой привлечения к ответственности за сокрытие сведений, за что ему угрожала тюрьма, Джима фактически вынудили признаться, что он знал и об инциденте, случившемся за год до смерти Кристины, когда Конни столкнула ее с моста.

В итоге Конни Тобиас была признана виновной по статье «Преднамеренное убийство, совершенное под влиянием наркотиков, алкоголя или других разрушительных эмоциональных факторов».

Спенсер был рад, что ему не пришлось свидетельствовать. Иначе он был бы вынужден раскрыть подсудимой Констанции Тобиас глаза на то, что преступление, в котором ее обвиняют, было совершено ею ради негодяя, что жизнь свою она погубила из-за мерзавца. Он был готов рассказать суду правду о Натане Синклере. К счастью, этого не потребовалось.