Две полоски. Двойная ошибка - Ольга Дашкова
– Какая же ты, сука, забавная. Тогда была забавная и сейчас.
Я бы добавила «забавная смертница», но лучше промолчать. Странно реагирую на ситуацию, как и тогда, «дура» включилась быстро, мозг просчитывает пути отступления. Но ничего дельного на ум не приходит.
– Шлюха из Пскова, я помню. Волосы у тебя тогда были длиннее.
Несколько шагов, мужчина вжимает меня в стену, мы в каком-то закутке, справа от меня колышутся черные шторы, слышны голоса, смех. Там Корнев празднует удачную покупку и слияние, а я здесь отсчитываю минуты до своей кончины.
Шахов ведет по волосам, собирая их в кулак, больно, но я терплю. Дышать около него нечем, слишком близко, душно, жарко. У него каменное тело, словно высеченное из куска монолита.
– А может, я тебе напомню, как все было, чтобы, так сказать, освежить память? Для начала ты встанешь на колени и отсосешь мне, как в тот раз. Начнем с того, чего ты так и не сделала вначале.
Он сжимает челюсти, открывая мой рот, тянет наверх, поднимаюсь на цыпочки, сумочка падает из рук, хватаюсь за его пиджак. Лучше бы я позвонила Севе, у него было все очень заманчиво: куни, суши и мартини.
– А потом я позову нашего интеллигента, и мы трахнем тебя во все дыры.
– Я правда не понимаю, о чем вы говорите, я… вы ошиблись…
– Ошибся? Ошибся, мать твою?
Удар кулака в стену рядом, я вздрагиваю, зажмуриваюсь, сердце бешено колотится в груди.
– А ты это видела? – тычет пальцем, показывая шрам на левом виске, тянущийся вниз вдоль скулы.
Этого тогда точно не было, я помню.
– А это сувенир из Эмиратов, восемь месяцев в тюрьме Аль Авир за то, что я, сука, никогда не видел и не трогал. За то, что ты, тварь, нам подбросила.
Теперь можно начинать молиться о быстрой и безболезненной кончине. Потому что я просто могу не выйти из этого клуба живой. Снова удар, захват на шее, совершенно бешеные черные глаза смотрят на меня. Где-то звонит телефон, но Шахов его даже не слышит.
– Черт, Клим, я сколько могу тебя искать? Здесь, конечно, весело, и телок много, но я устал. Все, что нам нужно было узнать, мы узнали. О, да ты не один? И почему к тебе телки постоянно липнут сами?
Шахов не двигается с места, а второй мужчина, подойдя ближе, удивляется лишь секунду, а потом начинает улыбаться.
Марк мне не привиделся. И что сегодня за день такой поганый?
– О, мышка-малышка, ну, вот и свиделись. А ты, Шах, хотел найти и оторвать ей голову, вот, сама нашлась, прибежала в норку, а тут два серых волка.
– Марк, нахуя мне сейчас слушать твои прибаутки?
– Да и правда – нахуя? Поедем трахаться, в тот раз так чудно время провели.
Я уловила лишь некоторые слова: «найти», «оторвать» и «трахаться». Теперь вообще нет никакого смысла говорить, что я – это не я, что это совсем другая крошка-мышка оставила шесть лет назад сюрприз в дорожной сумке. Вот как по сценарию: бежала, хвостиком махнула, и кто-то сел на восемь месяцев в Дубайскую тюрьму.
Чувствую, что меня сейчас стошнит, пытаюсь вырваться, машу руками, накрывает паника. Нужно на воздух, срочно.
– Отпусти, отпусти… плохо мне…
Шахов отходит, сажусь на корточки, обняв себя за плечи, глубоко дышу, раскачиваясь, но это не помогает унять тошноту. Подбираю сумку, иду в сторону, туда, где черная штора, не слышу, о чем говорят мужчины, в голове лишь шум. Давление скакнуло, так бывает, мне еще нет тридцати, а оно уже периодически шарашит.
Толпа людей, пробираюсь сквозь нее словно пьяная, меня никто не останавливает, но не успеваю выйти в холл, как натыкаюсь на мужика.
– Эй, ты где пропала? Пьяная, что ли? Давай подвезу? Слышишь меня?
Вадик.
Он сам едва стоит на ногах, хватает меня за локоть, а потом как-то странно оседает и ложится на пол.
– Нет, крошка-мышка, свалить с другим мужиком у тебя не выйдет.
– Марк, идем. И держи ее крепче, а то слишком резвая.
– Ты очень сильно огорчила, подставила и разозлила дядю. А я рядом, чтобы он тебя не пришиб или не затрахал до смерти. Ты как, нормально все? Милана, тебя тогда так звали, Милана из Пскова.
Он все тот еще шутник. Говорит так вроде бы мило, с иронией, но в каждом слове чувствуется подвох, они как тупая бритва, еще не режут, но уже скребут по коже.
– Клим, Клим, я кое-как тебя нашла, ты уже уходишь?
Марк тянет меня в сторону выхода, хочу обернуться, посмотреть, кто остановил Шахова, почему-то мне нужно это знать. Но холодный воздух обжигает кожу, еле стою на ногах, дышу так, словно вынырнула из глубины, и легкие сейчас разорвет на куски.
– Куда ты меня тащишь? Отпусти, Марк, отпусти.
– Помнишь мое имя, это отлично.
Я помню все – до мелочей, до каждого крика, стона и вздоха. Я помню даже, как он пах – крепким кофе и корицей, а его пальцы играли на моем теле, как на каком-то инструменте. На его шее был кожаный шнурок с амулетом, я цеплялась за него и думала, что порву.
Я читала, это называется «гипертимизация» – способность человека помнить и воспринимать предельно высокое количество информации. У меня это касается лишь той ночи, что-то на уровне психического расстройства, сбоя нервной системы.
– Я… мне нельзя никуда ехать, отпусти.
Пытаюсь вырвать руку, но хватка такая же, как у Шахова.
– А ты думала, он тебя отпустит?
– Я ничего не делала! Я не понимаю, о чем ты говоришь! Все, что было, то в прошлом, у меня другая жизнь, я не проститутка.
– Ты и не была ей. Иначе я бы к тебе и не прикоснулся.
Шок.
Так он все знал?
Они оба все знали.
Что я засланная? Что за ними следят? Что все это игра, и они решили все равно мной воспользоваться? Позабавиться, наебать, так сказать, спецслужбы?
Эти открытия выбили из колеи.
Конечно, они непростые парни и неглупые. Это я тупая бесхребетная овца.
– Пойдем.
– Постой, Мрак, постой, пальто в гардеробе осталось.
– В машине не холодно.
Думай, Оля, думай!
А то сейчас, по словам отчима, снова попадешь как кур в ощип. Холод уже пробирает до костей, хотя мы прошли всего несколько метров, с нашей прошлой встречи весельчак Марк стал взрослее и злее. Наверное, у
