Наталья Андреева - Дети белой богини

- Как ты мог такое подумать?

- Что подумать?

- Что я и Герман...

Она покраснела. А он разозлился:

- В том, что я это подумал, нет ничего удиви­тельного! Всем известно, что он первый в городе кобель! И я видел, как ты на него смотришь!

- И что в этом такого? - тихо сказала Маша. - Он красивый.

Завьялов не выдержал, с надрывом закричал:

- Вы все с ума посходили! Все бабы в городе! От своих дурацких сериалов! Вы чокнутые! Бе­ситесь со скуки, от серости жизни, от тоски! Вам хочется изменить свою жизнь, ох, как хочется! А как изменить? Как? Бежать некуда. Ваша един­ственная отрада - сплетни. Й единственный спо­соб хоть что-то поменять - это одного мужа на другого. Или любовника. Потому что с работой горазда сложнее. Ее в городе нет, а вот мужиков, сколько угодно! И устраиваете в городе Санта-Барбару, не замечая, что это только жалкая паро­дия! Пародия на жизнь и на любовь!

- Саша, что ты такое говоришь?!

- То, что думаю! Я теперь много думаю!

- Ты болен, - сочувственно сказала Маша. -Тебе надо пить лекарства.

- Ты взяла рисунок?- резко спросил он.

- Какой рисунок?

- Тот, что я нарисовал сегодня ночью?

- Нет, - поспешно отвела глаза жена.

- Куда же, интересно, он делся? Испарился? А витрина разбита! И манекен изломан! Ты хотя бы понимаешь, что все это значит?

-Что?

-В городе скоро будет труп! Мертвец! Покой­ник! Со следами насильственной смерти! Я по­лагаю, что все вертится вокруг Германа. А его ли это будет труп...                                

- О, Господи! - вскрикнула Маша.

- Ага! Я так и знал! Он тебе не безразличен!

- Я не то подумала, - оправдываясь, сказала жена.

-Дате! То!

Александр забегал по кухне, ища сигареты. Потом вспомнил: Маша их выкинула. Жена на­пряженно за ним следила. Когда остановился, ска­зала так тихо, что пришлось читать по ее губам:

- Хорошо. Мы говорили о работе. О твоей ра­боте. Я попросила Германа Георгиевича куда-ни­будь тебя устроить. Ведь он может все.

- Ну разумеется! Герман может все! Молод­цы! Хорошо придумали! Складно врете!

- Саша!

- Я все-таки в милиции работал. Понимаю, что к чему.

- Да ничего ты не понимаешь!

- Ну так объясни! Чего именно я не понимаю? Маша молчала. Характер у тихой женщины - кремень. Терпение обточило камень так, что он стал абсолютно гладким. Но камнем остался. Кого она так бережет? Его? Себя? Или Германа?

- А ты знаешь, что у него сейчас любовница в постели? - мстительно сказал Завьялов.

- Перестань! Немедленно перестань!

- Ах, тебе обидно! А уж как мне обидно, ты себе даже представить не можешь!

- Хорошо, что у нас нет детей, - вздохнула Маша.

- Что? - опешил он.

- Хорошо, что у нас нет детей, - отчетливо повторила она.

И он ничего не смог на это сказать. Ни-че-го. Слова застряли в горле. На этом ссора закончи­лась. Он затаил зло, а что на душе у жены, по ее лицу было не понять. Мысленно поставил веху: закончился еще один день долгой безлунной ночи. А насчет трупа он не пошутил. Чутье подсказы­вало - к этому все идет.

День пятый

Герман позвонил через несколько дней и при­гласил к себе в прокуратуру. Завьялов удивился, но пошел. Что еще придумал бывший друг? Уж не к себе ли хочет его устроить?

- Нет - вздохнул Горанин. И поспешно доба­вил: - Пойми меня правильно. Твое здоровье...

- Ну да! - перебил Завьялов.

- Хочешь работать страховым агентом?

- Кем-кем? - удивился он.

- Страховым агентом. Ограничений по здо­ровью нет, большой нагрузки тоже. Сейчас мно­гие страхуют свои дачи. Лето было жаркое, су­хое. Дома горели, как спички.

- Да, я помню, - поморщился Александр. При воспоминании об июльской жаре голова вновь нестерпимо заболела. — У соседей тоже дача сго­рела.

- Ну, вот видишь! Страховая контора расши­ряется, хотят открыть филиал у нас на Фабрике.

- Ты хотел сказать: у вас на Фабрике, - попра­вил Завьялов.

- Да хватит тебе к словам цепляться! У вас, у нас. Открывают филиал. И точка.

- Это женская работа. Хочешь меня унизить?

- Я хочу тебе помочь. Ты человек умный, с высшим образованием. По домам ходить не труд­но. Тебе привычно и на Фабрике тебя все знают.

- А как же инвалидность? Врачебная комис­сия признала меня никуда не годным.

Завьялов заметил тревогу в глазах Горанина. Неужели и тут без Германа не обошлось? Уважа­емый Герман Георгиевич поспешил отправить друга на пенсию? Во избежание неприятностей.

- А ты сам как считаешь? - осторожно спро­сил Горанин. - Можешь работать или нет?

- Надо попробовать, - вяло сказал Завьялов. -Не в художники же.. Жена говорит, что я бездар­ность.

- Где бездарность, а где и... - не удержался Герман.

Видел он рисунок, точно! И записал друга Зяву в прорицатели. Но предсказывать убийства что-то неохота. Опасное это занятие.

- Ладно, звони, — буркнул он.

- Ну вот и отлично! - обрадовался Герман. -Только учти, это не завтра. Пока они откроются, пока обучишься. Главное - застолбить место. Желающих много. Зарплата у них крохотная, но зато процент от сделки солидный. И проездные.

-  У меня проезд бесплатный, — напомнил Александр.

- Ах, да! Я, Зява, не могу воспринимать тебя как больного человека. Для меня ты по-прежне­му Сашка Завьялов, молодой, энергичный, талан­тливый. Кто за меня контрольные-то писал? - лихо подмигнул Герман.

- Так и бывает: одни контрольные пишут, а другие на их горбу в большие люди выезжают, -не удержался Завьялов.

- Ох, и язва ты, Зява! Ох, и язва! - покачал головой Герман и, сняв телефонную трубку, за­рокотал: - Мне бы Валентину Владимировну... Валюта, ты? Привет. Горанин беспокоит. Как жизнь, как здоровье? Мое? Здоровье мое на бук­ву «ха», только ты не подумай, что хорошее. Да шучу я, шучу! Что мне сделается!

Шутки его были пошлые, но женщины все равно смеялись. Александр представил себе, как на том конце провода зашлась в хохоте полногру­дая Валюта. Видел ее мельком, но лицо не за­помнил. Крупная женщина, высокая, под стать Горанину. За считанные секунды Герман догово­рился, что подвезет сейчас своего человечка. Он так и сказал: «человечка». Потом положил труб­ку, подмигнул:

- Ну, вот и все. Поедем, я: тебя с будущей на­чальницей познакомлю. Мировая баба, между прочим.

- А не мировые бабы у тебя есть?

- Всяких хватает, - усмехнулся Герман.

Ехали в контору, или, как модно сейчас гово­рить, в «офис» на иномарке Горанина. По дороге думал: «Зачем Герман это делает? Из-за Маши? Хочет убедить друга, что оба они не соврали? Что отношения между ними только деловые? По ло­гике вещей все обстоит именно так: налицо сго­вор». А логика капитана Завьялова никогда еще не подводила.