Дочь Моргота (СИ) - "calling my name"

Берегись… Олорин!

Прежде чем она успела прикоснуться к сознанию серого мага, удар отцовского посоха — Саруман не бил Гэндальфа наотмашь, как ее, а использовал против более достойного соперника темное колдовство — заставил его отлететь к дальней стене и со стоном сползти на пол, еле удерживая в руках посох.

Да!

Сладкое злорадство пробежало холодком вдоль спины, заставив замереть сердце — серый маг не сдался так просто. В следующее мгновение уже отец потерял равновесие и растянулся на полу… ради того, чтобы такое увидеть, стоило жить двести лет, и умереть сегодня. Силмэриэль и представить не могла, что это возможно, он не так уж и неуязвим?

— Гэндальф!

Теперь точно все кончено… пути назад нет и не будет. Какая добрая или злая сила заставила ее выкрикнуть это, когда новый отцовский удар до крови из носа припечатал Гэндальфа к стене?

Саруман вздрогнул и обернулся, злое торжество в его взгляде сбилось, сменяясь недоумением, и… с трудом приподнявшемуся серому магу все же хватило сил для еще одного удара. Выпавший из руки отца посох откатился чуть в сторону, мгновенно притянув к себе взгляд… в дергающемся и ускользающем в темноту, как после целой бутыли проклятого растворителя мире он был единственным до боли ясно видимым светлым пятном.

— Я устала стараться… папа!

Пальцы уже судорожно сжимали безупречно гладкое светлое дерево… она теперь ни за что не разожмет их… даже после смерти тела, и пока рука не сгорит дотла в проклятом темном пламени.

— Ты…

— Да!

Обещающий все возможные в этом мире муки взгляд отца не тронул, и не напугал, последние остатки страха разлетелись на стремительно тающие на солнце осколки, как подернувший осеннюю лужу первый тонкий лед под ногами. Он не накажет ее… больше никогда, а если и… Плевать, все нестрашно и неважно после того, как она накажет его… сейчас.

Спина вплотную прижалась к спине все же сумевшего подняться на ноги Серого мага, гладкое чуть тепловатое на ощупь древко послушно лежало в ладони, не пытаясь обжечь или поразить молнией самозваную новую хозяйку. Одновременно леденящее и обжигающее исступление туманило голову, бушуя пожаром в крови, готовое вот-вот смениться всепобеждающей неконтролируемой тьмой.

— Так тебе и надо, папа! Гори в… Тангородриме!

Что это, кстати? Надеюсь, что-то плохое.

Невидимые иголочки, вперемешку разогретые и ледяные, кололи кончики пальцев. Магия… или заполняющая глаза и душу Тьма — неважно — потекла сквозь них, ударяя молнией с похожего на любимую вершину Ортханка наконечника посоха. Смешиваясь с бьющим из посоха Гэндальфа ослепительно белым разрядом прежде неведомая ей самой сила легко оторвала отца от пола и бешено закружила, заставляя лететь все выше под потолок.

— Ты не сможешь удерживать его там вечно, Силмэриэль, чары неизбежно ослабеют и… — Гэндальф, сгорбившись, оперся на посох, чуть дрожащей рукой вытирая лоб. Засыхающая кровь, как и у нее, испачкав губы и подбородок, запятнала темно-серый плащ.

— Предлагаешь убить его, Гэндальф? — криво улыбнулась Силмэриэль, стараясь не погрузиться с головой во все сильнее захлестывающую Тьму. Тогда она станет не вполне собой, а чем-то иным, и сможет сделать… она пока только отчасти представляет, что.

— Нет! — Серый маг содрогнулся всем телом и поморщился, неосознанно отодвигаясь чуть в сторону, с видимым усилием не отводя взгляда от ее залитых чернотой глаз. — Тебе лучше покинуть Изенгард, Силмэриэль, или он страшно отомстит… за предательство.

— А ты осуждаешь меня… светлый?

«Лицемер», — с раздражением добавила про себя Силмэриэль. Настроение почему-то начало слегка портиться, как заветривается и прогоркает забытый на столе кусок сыра, только намного быстрее.

— Нет. — Серый маг наконец сумел искренне, хотя и совсем слабо улыбнуться ей. — Я только хочу дать тебе добрый совет, и поблагодарить за помощь. У тебя были свои причины так поступить, и Саруман… пожал им же посеянные плоды.

— Я никуда не уйду, Гэндальф, мой дом здесь. — Силмэриэль бросила на него тяжелый взгляд исподлобья, неприязненно кривя губы. — А тебе давно пора… продолжить свой путь и больше не возвращаться. Я помогла тебе, но…

Терпеть не могу таких светлых магов, как ты.

Она обязательно почувствует себя лучше, и скоро, ей просто нужно смыть засохшую кровь… отовсюду, расчесать волосы, выбросить пришедшее в негодность платье, выпить вина и поспать… несколько дней.

— И я еще не закончила… с ним.

Силмэриэль еле сумела выкрикнуть последние слова, ноги сами собой понесли ее к вершине Ортханка по стремительно раскручивающейся спирали каменной лестницы. Гэндальф что-то пытался кричать ей вслед, даже схватить за руку, но это уже не имело никакого значения. Временно отступившая Тьма лишь затаилась перед решающим победным прыжком, мутной волной накрывшим разум.

Она сама не понимала до конца, что хочет сделать с отцом. Не убить, нет… наверное. Не так просто и неинтересно. И это табу… все еще и несмотря ни на что. Хотя Тьма не ведает… запретов, границ и жалости.

Как можно не посмотреть на бывшего повелителя Изенгарда Сарумана Белого, запертого на вершине собственной башни… она не сможет теперь туда ходить, как же жаль. Его посох теперь у нее, помогает преодолевать ступени, и подчиняется… может, не так охотно, как хозяину, но с ним и заклинанием Гэндальфа она сильнее его, а с полностью вытеснившей все человеческое тьмой в душе не боится ничего.

— Выпусти меня отсюда, Силмэриэль, и отдай посох, и я позволю тебе… заслужить прощение.

Вкрадчиво мягкий голос отца заставил на миг заколебаться, позволив тонкой струйке сомнений найти брешь в плотине решимости. Он нисколько не утратил надменности и самомнения, словно не он, а она сидела взаперти на смотровой площадке. И непременно будет тут сидеть, рано или поздно… когда он накопит силу и защитные чары спадут. Или лежать… захлебываясь текущей отовсюду кровью и все слабее видя и слыша удаляющийся в шелестящую даль мир.

— Но еще не сейчас, папа!

Тьма не дала шанса тошнотворно сжимающему желудок страху, с ней не было места сомнениям, боли и тоске по доступной лишь неискаженным ею любви. Силмэриэль направила наконечник посоха в отцовскую грудь, с отдавшимся во всем теле болезненным наслаждением ударив его спиной об остроконечное каменное крыло.

Она больше всего хочет… нет, не сбросить его вниз, а… Услужливое воображение нарисовало отца висящим на стене Ортханка, чуть ниже вершины, прикованным за одну руку — много, много столетий подряд, пока ей не надоест.

В глазах Сарумана мелькнули растерянность и неподдельный страх, Силмэриэль невольно замерла, вглядываясь в отразившееся в них собственное лицо — черные провалы лишенных белков и радужки глаз и похожую на звериный орочий оскал обнажающую клыки ухмылку.

— Может, ты и правда… дочь Моргота?

— Что?

Посох с глухим стуком выпал из бессильно разжавшейся руки, блекло-голубое небо закружилось вокруг своей оси, улетая за пределы видимости…

***

— Не надо было ходить туда, Силмэриэль, я же говорил.

А… Гэндальф стоял над ней с сочувственно-укоризненной улыбкой на озабоченном лице, держа в руке заполненный темным, упоительно пахнущим сладким виноградным соком вином кубок.

— Ты потеряла сознание там, на вершине. Страшно подумать, что могло бы случиться, не успей я вовремя.

— Папа… он… — Сесть удалось далеко не сразу. Силмэриэль и не представляла, что могла настолько обессилеть, а тем более позорно упасть в обморок, как смертная, но сладко-терпкий нектар с каждым глотком возвращал к жизни, вновь давая возможность связно мыслить.

— Сказал тебе что-то плохое? — опять улыбнулся Гэндальф, осторожно садясь на край кровати. — Саруман хочет запутать тебя и запугать, я же говорил… тебе опасно оставаться здесь. Он скоро сможет покинуть вершину и тогда…

— Я останусь, Гэндальф, — Силмэриэль упрямо свела брови, отдавая ему пустой кубок. — Я уже все сказала тебе. Папа сказал, что я не его дочь, а… это он нарочно, да? — чуть поколебавшись, все же добавила она, заглядывая в глаза Серого мага.