Слуги этого мира - Мира Троп
– По счастливой прихоти судьбы сегодня ты не из тех женщин, которые встречают этот вечер в одиночестве. Так что не гоже тебе самой карабкаться на камень.
Ми-Кель расплылась в улыбке и робким кивком позволила ему о себе позаботиться. Под взглядами уже рассевшихся по местам самок и их детенышей Ти-Цэ поднес Ми-Кель к валуну, но замялся – что-то было не так. Спустя мгновение он открыл застежку на плече, сдернул с себя служебную мантию и расстелил на камне, куда бережно усадил Ми-Кель.
Это был насест по самому центру. Никто из многодетных не сказал ни слова против, даже взглядом не посмел смутить их, ибо даже когда Ти-Цэ отходил, держал с благоверной такой глубокий зрительный контакт, что никого не замечал вокруг.
Ти-Цэ поравнялся с йакитом, который тоже любовался своей самкой по правую руку от Ми-Кель, и все вокруг замерло. Казалось, что свое падение замедлили лепестки, сам воздух встал поперек горла у всякого, кто осмеливался сделать вдох; даже светлячки кончили беспорядочно метаться из стороны в сторону, будто почувствовали свою неотъемлемую роль в празднестве.
Самец, рядом с которым сидела Помона, вознес обе руки над барабаном, и соседние группы, которым тоже уже пора было бы начать, обернулись на двух мужчин, которые взяли на себя обязательство развлечь семерых дам, их детей и одного человека – необыкновенного гостя. Они намеревались вознести любовь и почести не только своим самкам, но и супругам сослуживцев, которые не могли сейчас быть с ними рядом.
Один глухой удар барабана – йакиты ожили, словно звук подобно сердечному сокращению качнул по венам кровь. Они плавно протянули правые руки к женщинам. Долгая пауза, застывшие самцы, затаившие дыхание самки. Еще два удара – мужчины шагнули вперед и накрыли широкими ладонями свои сердца. Ти-Цэ сделал это с таким чувством, что у него у самого увлажнились глаза, не говоря уже о Ми-Кель. Он хотел бы выразить в танце всю свою любовь, благодарность и уважение к ней, но знал, что это невозможно. Его любовь не имела ни начала, ни конца, и что бы он ни делал, он сумеет выразить лишь малую ее часть.
Наконец, барабанный ритм ускорился, стал похож на участившийся пульс, и женщины захлопали в такт новому установившемуся темпу. Помона пожирала Ти-Цэ взглядом, хлопала вместе со всеми и впитывала каждое мгновение этого сказочного момента.
Танец не имел ничего общего с тем кривлянием, какое Помона видела на праздниках в Пэчре. Йакиты прекрасно чувствовали свое тело и выводили движения осмысленно, зная наверняка, как поведет себя весь мышечный каркас, так что зрители едва не бились в припадке от восторга. Самцы так и эдак изгибали тела, вытягивались навстречу небу, а светлячки кружили вокруг них и никак не решались опуститься на танцоров.
Ритм становился все быстрее, хлопки в ладоши – громче, сердце Помоны бухало в груди. Йакиты вскинули головы, застучали пятами о землю еще скорее… и неожиданно медленно сложили руки, коснувшись подушечками пальцев губ. Музыка оборвалась. Они склонили головы и закрыли глаза. Вместе с ними все замерло вновь. Они стояли так и общались со звездами какое-то время, а после торжественно вышли из танцевальной позы.
Женщины громко благодарили их и низко кланялись, дети весело аплодировали, а мальчишки даже неуклюже пытались повторить особенно понравившиеся движения мужчин. Помона хлопала тоже, в том числе – стараниям юнцов. На ее лицо приземлился светлячок, и когда она потянулась, чтобы его смахнуть, обнаружила, что ее щеки сырые от слез.
Мужчины покивали в ответ на благодарности и подошли к своим супругам. Однако вплотную подобраться не успели: дрожащие от переполняющих их эмоций самки слетели с валунов и набросились на мужей с объятиями. Напарник Ти-Цэ по танцу приложил раскрытую ладонь к животу своей наверняка беременной самки. Ми-Кель же просто сделала вид, будто этого не заметила, и обвила шею Ти-Цэ руками.
И какого же было ее удивление, когда Ти-Цэ тоже поднял руку и занес над ней. Ми-Кель недоуменно провожала взглядом его пальцы, пока они не коснулись ее лба.
Отовсюду, даже из других компаний, донеслись взрывы оваций и смех одобрения. Слезы брызнули из глаз Ми-Кель. Она уткнулась в плечо смущенно улыбающемуся и поглаживающему ее по спине Ти-Цэ.
– Это танец как зарождения жизни, так и обновления в целом, – объяснил потом Помоне Ти-Цэ. – По традиции мужчина после танца прикасается к месту, где благословляет случиться обновлению. Естественно, обычно это живот самки в положении.
– А что сделал ты? – спрашивала Помона.
– Для прикосновения я выбрал лоб, где сосредоточенно то, что вы, люди, называете своим «я». Фактически, я благословил Ми-Кель на обновление души. На то, чтобы она могла начать со мной жизнь с чистого листа, – кротко улыбнулся Ти-Цэ.
***
– Ну-ну, я же на службе, – пробормотал Ти-Цэ.
После танца женщины слетели с валунов и сели к мужчинам в круг. Отовсюду доносились мелодии игры на барабанах, окарине, диджериду, тамбуре, варгане – играли в разных компаниях кто на что горазд. И не смотря на разные мотивы, мелодия не звучала как какофония нескладных звуков – наоборот, музыка волнами перекатывалась от одной группы йакитов к другой, услаждая уши всех, кого касалась по пути. Ми-Кель слушала, улыбалась и обнимала бугрящуюся мышцами руку Ти-Цэ: благодаря ему она стала настоящей звездой этого вечера.
Расселись они вокруг большой медной посудины, наполненной мутной жидкостью сероватого оттенка. Помона догадывалась, что это такое – ореховое вино, которое йакиты пили по особым случаям.
Блюдце с напитком шло по кругу. Женщины делали всего по одному глотку, скромно утирали губы и передавали питье дальше. Самцы прикладывались к чаше основательнее и делали три больших глотка, смакуя каждый.
Ре-Но блаженно улыбнулся и протянул блюдце Ти-Цэ, своему партнеру по танцу и следующему в очереди, и даже зачерпнул для него вина до краев. Но нахмурился, когда йакит покачал головой.
– Я на службе, – повторил провожатый и кивнул на Помону. Сородичи набросились на нервно отмахивающегося Ти-Цэ с упреками.
Помона уловила суть без всякого перевода: нередка подобная картина встречалась и в Пэчре. Она усмехнулась и собралась с духом. Нельзя сказать, что ей очень уж этого хотелось, но… эх, гулять так гулять!
Помона подалась вперед через колени Ми-Кель и выхватила из рук самца блюдце. Удивленные взгляды обратились к ней, Ти-Цэ хотел ее остановить, но не успел: Помона приложилась чашей к губам, которые обожгло огнем раньше, чем они успели как следует погрузиться в жидкость. Она сделала глоток, сделала второй и уже хотела отважиться на третий, но не смогла себя превозмочь.
Под всеобщий смех, свист и овации Помона содрогнулась и
