Слуги этого мира - Мира Троп
– Беременность – не самая счастливая пора для женщин, – признался Ти-Цэ, огорошив Помону. – Это очень тяжелое время, благо, длится всего три месяца. Бедра самок широкие, и в первое время, пока плод не станет достаточно большим, им приходится буквально силой удерживать в себе эмбрион, иначе он просто… вы понимаете. Непредвиденный аборт. Поэтому с первого раза почти никто не оставляет потомства: самка просто не справляется.
Помона попыталась представить, какого было бы прожить несколько недель с до онемения поджатым естеством и поморщилась. Сил и выдержки нужно было иметь немереный запас.
– Не удивительно, что у вас так непросто стать многодетными, – сказала Помона.
– Еще как! У женщин и без того характер бывает… трудным, а в период беременности и подавно. Их необходимо постоянно подбадривать, уговаривать держать плод в себе и не сдаваться, пока он не станет достаточно крупным. А то и перекрывать проход вместо них, когда они слишком измучиваются или наотрез отказываются спать вниз головой. Тогда бессонные ночи достаются самцам. Они дежурят, пока самки набираются сил.
Помона поразилась тому, насколько тяжелой, трудоемкой и командной работой для йакитов было рождение ребенка, да еще с такими рисками на провал. Перед глазами Помоны выросли фигуры десятков гордых собой и своим выводком женщин в Пэчре. Было бы у них столько же детей, сколько сейчас, если бы для этого требовалось не только не пить противозачаточный чай?
Отовсюду сыпались лепестки персиковых древ и путались у Помоны в волосах. Стволы сочились соками и маслами, почва таяла под ногами и обнимала ступни. Воздух, невероятно чистый и густой, так и хотелось зачерпнуть рукой, завернуть в платок и привезти родным в качестве гостинца. Раз или два Помона видела розовых кроликов с желтыми хвостами-помпончиками и невероятно длинными ушами. Самки оберегали их и подталкивали к норкам всякий раз, когда рядом пробегали мальчики-подростки, которые дразнили их, делая вид, что проголодались.
– Иде бы здесь понравилось, – сказала Помона и отвернулась от Ти-Цэ, который, она знала, это хорошо расслышал. Она уже пожалела о том, что наказала ему не приглашать людей в долину. Хотя… может, он прислушается к другому ее предложению, например, чтобы самки проводили для гостей экскурсии. Побывать здесь хотя бы один раз жадной до жизни Иде она желала больше всего на свете.
***
Они останавливались перед каждым вторым древом, чтобы с кем-нибудь поздороваться, а потому добрались до противоположного загнившей аллее берега источника, только когда над Плодородной долиной начали опускаться сумерки, а из-под лепестков персиковых древ – подниматься ярко-зеленые светлячки.
Этот берег был чрезвычайно широк, так что здесь с удобством разместилось множество йакитов, не обремененных службой в этом году, и еще больше самок и их детей: лишь малой части из них посчастливилось провести этот сезон с партнером. Народу собралось много, а стук небольших барабанов из туго натянутой кожи, бубнов, топшуров, окарин, диджериду и других музыкальных инструментов не мог достать до ушей каждого при всем желании, поэтому йакиты разбились на небольшие компании.
Ти-Цэ как раз шарил взглядом в поисках местечка, куда они могли бы пристроиться, когда их нагнал широко улыбающийся йакит.
– Ти-Цэ, Ми-Кель! – махнул он им и затараторил что-то на их родном языке. Он заметил рядом со знакомыми Помону, однако только улыбнулся ей – на человеческий не перешел. Женщина повернулась к Ти-Цэ за помощью, но тот был занят тем, что строил товарищу гримасу. Ми-Кель же лучилась восторгом.
– Я упустила что-то? – напомнила о себе Помона.
Ти-Цэ поджал губы:
– Нас приглашают в компанию, где катастрофически не хватает мужчин. Для танца.
Улыбка медленно изогнула контур ее губ.
Под выжидающим взглядом Ре-Но и смеющимся – Помоны, Ти-Цэ замялся. Что сказали бы Старшие, если бы узнали, что он принимает участие в празднествах на службе? Он должен следить, чтобы у Помоны складывалось как можно более верное представление о…
– Если действительно хочешь познакомить меня с вашей культурой и обычаями, разве есть способ лучше, нежели самому принять в них участие? – заметила Помона, словно приоткрыла его черепную коробку в поисках подсказок. – Старшие очень оценят такую преданность делу.
Ти-Цэ неуверенно посмотрел на нее, но она не ответила: ее взгляд был прикован к Ми-Кель.
– Ты только посмотри на нее, – сказала Помона вполголоса. Ми-Кель отвлеклась, чтобы помахать знакомым, и не заметила, что оказалась в центре внимания спутников. – Знаешь, если бы я могла также улыбаться на празднике, где все напоминает мне об утратах… Если бы хоть кто-то мог доставить мне радость в такой день, я бы никогда не простила его за то, что он не воспользовался возможностью сделать меня счастливой.
Ти-Цэ вздрогнул как от пощечины. Он таращился на Помону, пока она наконец не подняла на него глаза тоже и не кивнула на самку, что пристроилась у него на плече. Ти-Цэ искоса взглянул на супругу.
Ми-Кель сияла, махала собирающимся на праздник соседям, но Ти-Цэ увидел, что за ее застывшим взглядом скрывается усилие. Она своими силами создавала себе настроение на огромной душевной пустоши, старалась выдавить из себя счастье, которое так нужно было видеть Ти-Цэ, чтобы оставаться спокойным за нее.
В горле у Ти-Цэ встал ком. Он и не подозревал, как на самом деле был слеп, как хватался за все, что делало ситуацию удобной. И пренебрегал даже чувствами любимой женщины, лишь бы не забивать голову очередным пластом проблем.
Это ведь ради него Ми-Кель попросилась на праздник. Чтобы показать ему, как она спокойна и счастлива с ним, даже если это не совсем так. Чтобы он не погнал ее домой, обратно на одинокое древо.
Он отказывался верить, что Помона заметила это раньше него. Рука Ти-Цэ судорожно стиснула ноги Ми-Кель крепче. Самка с вежливым интересом повернулась к нему.
Как же ты сильна, – почти в отчаянии подумал Ти-Цэ. – Обещаю, я подарю тебе такой танец, что он и вправду затмит твое… наше горе. Только дай мне шанс.
– Ничего, – сказал ей Ти-Цэ. – Я только запасался вдохновением, глядя на тебя.
Ми-Кель уставилась на него:
– Ты будешь танцевать? Разве не…
Он покивал. Ее глаза заблестели в предвкушении. Ми-Кель нетерпеливо заерзала.
Самки слетались на заранее приготовленные для них насесты – валуны, сидя на которых они избавляли мужчин от необходимости опускаться на колени, – и наказывали детям, мальчикам и девочкам, присаживаться рядом. Помоне полагалось занять место повыше, рядом с самками, но она вежливо покачала головой и указала на свои ноги. Йакиты с еще большим уважением уступили ей место среди мужчин.
Было самцов, правда, всего ничего: трое, считая Ти-Цэ, и один из них уже поднимался на ноги, чтобы составить ему компанию
