Сотерия - Яна Бендер
Я придвинулась ближе, положила свою голову на его грудь, а он правой рукой бережно обхватил меня за плечи. Казалось, будто он боится меня спугнуть, но я сама решила стать близкой для него.
Я чувствовала под своей щекой его дыхание. Сердце стучало мне прямо в висок, и я вдруг поймала себя на мысли, что у нас абсолютно одинаковый пульс. Раз…два…три… Сердца бьются в один голос, и даже дыхание совпадает. Чего еще я хотела от него?
Он провел ладонью по моим волосам, а я подняла голову и посмотрела ему в глаза. Он улыбался.
15.12.
В палату зашел Ваня. Увидев представшую его взору картину, он в ужасе отшатнулся, но, когда я села на кровати, он облегченно вздохнул.
– Слава Богу, ты жива! – воскликнул он.
– Ты сомневался? – удивилась я.
– А что тут произошло? – зашептал санитар, когда я подошла ближе.
– Давай я тебе потом все объясню.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что воспользовалась своим положением?
– Нет. Не хочу. Считай, что это такая терапия.
– Ты же понимаешь, что я должен доложить об этом Филину?
– Ваня, я познакомила тебя с Настей. Давай, ты, в качестве благодарности, не станешь ничего никому рассказывать.
Он замолчал, затем опомнился.
– Ладно. Только сами не палитесь.
Санитар вышел из палаты, а я вернулась на пустую кровать.
– Он думает, что между нами что-то было, – засмеялась я, обращаясь к Герману.
Он пожал плечами и улыбнулся. Этого следовало ожидать. Что еще можно было предположить, увидев такую картину?
– Как ты считаешь, мне стоит пригласить для тебя логопеда или же попробовать самой?
Зачем я это спросила? Я ведь заранее знала ответ.
Он указал на меня пальцем.
– Герман, я понятия не имею, как тебя разговорить. Я не владею никакими методиками…
Он улыбнулся.
– Если только…ты сам мне поможешь…
Судя по его выражению лица, я поняла, что он будет способствовать своему выздоровлению.
15.37
Зайдя в комнату для персонала, я поняла, что выпивка уже давно кончилась.
– Ваня, – обратилась к санитару, – мы пойдем гулять. Поможешь?
Он встал с дивана, и мы вместе прошли в палату.
– Мне его пристегивать? – спросил меня мой коллега, усадив Германа в кресло-каталку.
– Нет, не нужно.
– Тебе не кажется, что ты слишком спокойно к нему относишься?
– Мне он вреда не причинит.
– С чего такая уверенность?
– Просто поверь.
– Это потому, что ты с ним…спишь? – зашептал мой собеседник мне прямо в ухо
– А это уже не твое дело! – воскликнула я, взяла за ручки кресло и покатила на улицу.
15.57.
Я села на лавку напротив своего подопечного. У меня зазвонил телефон. На экране отобразилось имя Насти.
– Да, – ответила я. – Давай потом это обсудим… Я не знаю, когда у него день рождения… Разбирайтесь сами.
Телефон снова оказался на скамейке. И я обратила внимание на вопрошающий взгляд Германа.
– Это звонила моя однокурсница, – отвечала я на его немой вопрос. – Она вчера познакомилась с твоим санитаром Ваней. Теперь с самого утра мне названивает. Успокоиться не может от счастья.
Я замолчала, а потом вспомнила, что их свидание состоялось не вчера, а в субботу, но я подумала, что Герману это неважно.
– Давай попробуем начать говорить. Первым делом, нужно освоить гласные. Они проще. Попробуем звук «А».
16.30.
К этому времени он добился того, что открывал рот, выдыхал воздух, но использовать гортань так и не смог. Казалось, будто он произносит звук очень тихо, как будто боится, что его кто-то услышит.
Я поняла, что он сильно устал. Мы закончили занятие на сегодня. Я была безумно ему благодарна, поскольку он приложил столько усилий, чтобы помочь мне.
Почему он старался облегчить мне задачу? Неужели из-за сорокаминутных объятий? Я провезла его по саду, и мы вернулись в палату.
17.02.
Время тянулось долго, но мне хотелось, чтобы этот день не заканчивался. Сегодня мы были так близки с ним, но я сомневалась, что все это может повториться снова.
Солнце тепло проникало сквозь прикрытые жалюзи и расстилало лучи по полу. Летний ветерок проскальзывал через распахнутое настежь окно и играл с занавесками.
Главврач вернулся с конференции около пяти, зашел в палату Германа и увидел, что я сижу напротив своего пациента через небольшой столик и делаю записи в блокноте, а его руки лежат на столешнице в абсолютно свободном состоянии.
– Яна, можно Вас пригласить выйти на минутку? – попросил Филин.
Я вышла в коридор. Он повел меня в свой кабинет.
– Садитесь, – указал он мне на стул. Я последовала его приказу.
Он прошел по комнате и остановился у окна.
– Как проходит лечение? – поинтересовался он.
– Я отменила все препараты и назначила только поддерживающую терапию в виде витамин.
– Это хорошо. Надеюсь, что Ваши попытки вылечить его будут иметь благоприятные последствия.
– Вы ведь меня не для этого позвали?
– Да, сегодня на конференции я поднял вопрос об онейроидном синдроме. Так вот, хочу Вас огорчить. Все, кто когда-либо сталкивался с этим заболеванием, утверждают, что агрессии при нем быть не должно. Ваш диагноз неверный.
– Что ж… в таком случае… Могу сказать только одно – Герман абсолютно здоров.
– Так, этого мне только не хватало! Ложные убеждения в псевдо-логичном поведении больного!
– Николай Васильевич, если Вы дадите мне еще хотя бы месяц, хоть Вы сначала и говорили о двух, то я Вам докажу это, и Вы сами поставите ему печать «Здоров».
– Делайте, что хотите. У меня нет других вариантов, кроме как довериться Вам. Только помните, что от Ваших «игр» может зависеть его жизнь.
– Я все понимаю, но, то, что я делаю – не игры, а нестандартная терапия.
– Яна, будьте добры, выслушайте меня. Я двадцать пять лет проработал психиатром. Я знаю, к чему приводит Ваше безрассудство. Вы просто играете по его правилам. Он сведет Вас на свой же уровень и, рано или поздно, Вы окажетесь в соседней палате.
– Я безгранично благодарна Вам за заботу, но все же дайте мне возможность хотя бы попробовать.
– Я же сказал, что позволю Вам всё, но помните, что Вам не следует проникать в его собственный мир. Там Вы беззащитны.
Филин отпустил меня, и я убежала в свой кабинет. Я закрыла дверь, села на стол, сложила руки перед собой и заплакала. Я устала. За эти четыре дня, два из которых я провела в деревне у родителей, я выработала весь свой запас нервных клеток. Я сломалась. Только теплый взгляд Германа и его прикосновение могли заставить меня продолжить путь.