Вали Гафуров - Роман, написанный иглой
Мухаббат прошла в изголовье Каромат и присела рядом со Светой. Положив руку на пылающий лоб подруги, спросила:
— Какая у неё температура?
— Тридцать девять. И продолжает подниматься, — тихо ответила Света.
— Что же нам делать?
— Надо в район везти, другого выхода нет. Недавно появилось новое лекарство. Пенициллин называется. Надо во что бы то ни стало достать его и поделать ей уколы.
В это время Каромат снова начала бредить. Вдруг она закричала:
— Касымджан-ака, эй, Касымджан-ака, перекрывайте арык, арык перекрывайте! Давайте камыш, побыстрее!..
Мухаббат в недоумении повернулась к Касымджану:
— О каком это арыке она говорит? Мы же в тот день ни одну из карт не поливали…
— За полевым станом, оказывается, не было перекрыто ответвление от головного арыка. После ливня вода сверху хлынула в него и начала затоплять карты. Каромат бросилась туда, но сразу поняла, что сделать ничего не удастся. Тогда она сама кинулась в промоину, чтобы собственным телом прекратить путь воде. Я опоздал всего на каких-нибудь несколько минут. Быстро натаскал веток, связок камыша, перекрыл ими устье арыка и начал забрасывать зыбкую плотину землёй. С трудом, правда, но остановить воду удалось Потом направили поток в близлежащий сай.
Касымджан замолчал, вздохнул тяжело, потом тихо добавил:
— Вот и получила воспаление лёгких.
Мухаббат встала и вышла. Света права — Каромат надо немедленно отправить в больницу. Она пошла на колхозный двор, запрягла закреплённую за её бригадой арбу и вернулась к дому Джамалитдина-ака. Здесь она постелила на арбу вынесенные матерью Каромат одеяла, положила в изголовье несколько подушек. Потом вместе со Светой они вынесли из комнаты бесчувственную Каромат и осторожно уложили на одеяла, одним из них прикрыв и укутав больную. Касымджан взял уздечку лошади я вспрыгнул в седло. Света устроилась рядом с подругой.
Арба тронулась. Во дворе остались только мать Каромат и Мухаббат. Старушка долго смотрела вслед арбе и тихо плакала, вытирая слёзы кончиком платка.
— Не надо, тётушка, плакать, — стала утешать её Мухаббат, сама еле сдерживая слёзы. — Вот увидите, всё будет хорошо. Мы скоро и на свадьбе вашей дочери погуляем.
— Дай бог, дай бог, — всхлипнула старушка и, понурившись, пошла со двора домой.
А Мухаббат снова заторопилась в поле, откуда доносился ровный гул работающего трактора. Она придирчиво проверила, как через сошники падают в землю семена, Фазыл остановил трактор и соскочил на землю.
— Ну как, хорошо? — не без гордости спросил он.
— Хорошо-то хорошо, только не очень ли редко? — озабоченно спросила Мухаббат.
— Редко? Да нет… Можно, конечно, и гуще, только потом всё равно прореживать придётся, а семена перерасходуем. А они сейчас, сама знаешь, — на вес золота.
— Да, ты прав…
Мухаббат направилась к работавшим неподалёку колхозникам из своей бригады. Откуда-то послышалась песня. Судя по голосам, пели молодые. Мухаббат ускорила шаг. Перепрыгнув через завур, небольшой арык, разделяющий карты, она зашагала прямо через хлопковое поле.
Звуки песни слышались всё ближе и ближе. Звонче и мелодичнее всех раздавался голосок Гульчехры. «Оттаяла, сердечная, оттаяла», — удовлетворённо, с теплотой подумала Мухаббат.
На душе, растревоженной болезнью Каромат и недавними её проводами в больницу, стало немного спокойнее и светлее. Радовало и то, что людей в поле прибавилось. Значит, успеют вовремя пересеять побитый градом хлопчатник. Только всё же многовато людей, даже с пополнением из бригады Джамалитдина-ака. Откуда они взялись?
— Что-то народу много, — ничего не понимая, обратилась она к Гульчехре. — Кто это вон там? Новые какие— то, я их ни разу в поле не видела.
— Не узнаёте, Мухаббатхон? — рассмеялась Гульчехра. — Это же старушки наши! Все как одна пришли помогать. И ваша мама, и тётушка Хаджия тоже здесь. Они тайком от всех нас сговорились и заявились прямо на поле.
— Вай, здоровья им и многих лет жизни! И тётя Фрося вышла?
— Да. А вон ту, совеем древнюю старуху видите? Это моя бабушка, Бувисара. И ей дома не сидится. Поругали бы вы её, Мухаббатхон. Какая с неё работа! А надорваться в два счёта может…
— Не беспокойся, Гульчехра, — успокоила её Мухаббат. — Работа с душою никогда не в тягость. Нет, ты только посмотри на наших старушек! — всплеснула она руками. — Удивили они меня, очень удивили я обрадовали.
— Что ни говори, а помощь от них заметная, — согласилась Гульчехра. — Без них бы уйма временя на прополку и прореживание ушла.
— А свекрови твоей, кажется, не видно?
— Не надо, Мухаббатхон, не называйте её больше моей свекровью! — протестующе заявила Гульчехра.
Азиза распрямилась, вдохнула всей грудью, бросила в фартук вырванные с корнями растения и сказала:
— Мухаббат, мы тут без тебя самостоятельность проявили. Не заругаешь?
— Смотря какую самостоятельность! — насторожилась Мукаббат.
— Смотрим мы, звено наше без звеньевой осталось. Пока вернётся Каромат, не ходить же нам без начальства. Разбалуемся ещё, разленимся. Вот мы и решили: пусть Гульчехра пока будет звеньевой.
Гульчехра зарделась, улыбнулась смущённо и счастливо.
— Молодцы! От всей души говорю вам — я довольна, — искренне обрадовалась чуткости и догадливости женщин Мухаббат. — Ну, что ж, сестрёнка, оправдывай доверие коллектива! И смотри, если звено начнёт хуже работать, от Каромат спуску не жди. Она у нас насчёт этого очень строгая.
— Буду стараться, — благодарно прошептала Гульчехра.
Мухаббат направилась к старушкам. Работа здесь была в самом разгаре. Ровными рядами убегали вдаль тщательно прополотые и прореженные грядки, особенно зелёные на заботливо взрыхлённой земле.
— Хорманг! Не уставать вам, — весело крикнула Мухаббат.
— Дай и тебе бог здоровья! — хором отозвались старушки.
— Ну как там Каромат? — обеспокоенно спросила тётушка Хаджия.
— Света с Касымджаном в район её повезли. Вот освобожусь немного, и сама съезжу, проведаю.
— Поезжай, поезжай, — поддержала её тётушка Санобар. — А за хлопок не беспокойся. Раз такие мастера вышли — держись! Правда, тётушка Бувисара?
— Что, недоглядела? — всполошилась та, не расслышав. — Я сейчас, сейчас поправлю. — И она стала подслеповато оглядывать уже обработанный рядок.
Старушки добродушно рассмеялись.
Да, забот и в самом деле поубавилось. Вот-вот должны взойти и вновь посеянные Фазылом семена. Мухаббат облегчённо вздохнула и окончательно успокоилась. Теперь можно и в районный центр съездить. Завтра же.
Но с утра помешали домашние дела, и до больницы Мухаббат добралась поздно. На чёрном небе уже замигали первые звёзды. Касымджан сидел у двери палаты и дремал. Почти двое последних суток он не сомкнул глаз. Услышав шаги, он поднял голову и открыл глаза. Потом встал и молча накинул на плечи Мухаббат свой халат.
Каромат и Света одновременно повернули головы на скрин открываемой двери. Лицо Каромат, осунувшееся и истаявшее, было восковым, лишь щёки полыхали ярким румянцем, да чёрные глава были темнее и суше обычного.
— Спасибо, что пришла, — слабо улыбнулась она и, не дожидаясь расспросов Мухаббат, добавила. — Мне уже лучше…
Потом спросила с тревогой:
— Сама-то ты как? Вон как исхудала и побледнела! С посевами управились?
— Тебе нельзя пока много говорить, — предупредила Света и, уже обращаясь к Мухаббат: — В самый кризис мы привезли её сюда. Тяжёлая была, страх. Почти сутки врачи ни на шаг от неё не отходили. Но теперь, к счастью, самое опасное позади. А пока она очень слабая.
В это время снова скрипнула дверь.
— Касымджан? — не то спросила, не то позвала Каромат.
— А кроме Касымджана, значит, никто не нужен? Мы, значит, жучки-козявки бесполезные?..
На пороге стоял улыбающийся Фазыл, прямо в измазанном рабочем комбинезоне и с двумя огромными букетами в руках. Каждая чёрточка его добродушного лица излучал свет радости и счастья.
Фазыл вручил один букет Свете, другой протянул Каромат, а потом, повернувшись к Мухаббат, сказал:
— Поздравляю!
Она сразу поняла, с чем её поздравляют.
— Рустам приехал?!
— Да, часа полтора назад. Я только проводил его до дому и сразу помчался сюда. Ну, пойдём, машина ждёт… Он уже видит!
Даже не попрощавшись с подругами, Мухаббат выбежала из палаты. Но, видимо, опомнившись, вернулась, подбежала к койке, упала на колени и стала покрывать лицо Каромат, её руки, всё ещё державшие букет, бесчисленными поцелуями.
— Ну, иди, подруженька, иди! — стала провожать её Каромат, а в глазах заплясали всегдашние озорные чёртики. — Оставь пыл для Рустама, а то все свои поцелуи расцелуешь. Ну, а не хватит — от меня его поцелуй.