Джойс Элберт - Безумные дамочки
Беверли нравилась кровать с нежно-розовым балдахином.
— Когда я покупала кровать и снимала эту квартиру, мы оба не думали, что будем жить вместе. Помнишь? Мне она кажется романтичной.
В ней была безопасная замкнутость пространства, и Беверли часто залеживалась до обеда, читая «Таймс» или новый роман. К сожалению, сегодня был всего лишь понедельник, значит, она увидит Йена только завтра. Вчера ночью они занимались с Питером любовью, но оргазма у нее не было. Он ее не возбуждал, скорее даже, вызывал отвращение, хотя все делал, как и прежде. Так что дело не в том, что он делает, дело в том, какой он и как она его воспринимает. Беверли изменилась после той ночи в доме у Тони Эллиота. Эти жуткие гипсовые люди и до сих пор остававшийся во рту вкус Лу Маррон…
Питер снял халат.
— Я оденусь и отведу детей.
— Да, пожалуйста.
Дети прекрасно выглядят, подумала Беверли, они очень изящно одеты. Питер-младший в итонской куртке и Салли в желтом пальтишке. Беверли раскрыла объятия и поцеловала каждого из них.
— У каждого мужчины есть женщина, — сказала Салли, — а у мороженщика только его палки.
Питер-младший восторженно захихикал. Сестра толкнула его и сказала:
— Ты же не понял шутки.
Беверли хотела, чтобы Питер-младший был первенцем и заботился бы о сестре, как ее брат Говард заботился о ней в детстве. Дорогой тупица Говард. Она давным-давно не вспоминала о нем, но когда-то они были очень близки. Говард и рассказал ей о сексе и любимом развлечении его друзей. Подростки в Солт Лейк Сити садились в круг и онанировали. Побеждал тот, кто кончал первым. Потрясающе. Беверли завидовала им, она не могла этим заняться. Говард посочувствовал ей и пояснил, что у девочек все иначе, у них нет «штуки», за которую надо дергать. Беверли очень огорчилась и спросила, а есть ли надежда, что у нее тоже вырастет «штука». Говард сказал, что нет, если она не урод и не лесбиянка (Беверли такого слова раньше не слышала, а брат ничего не объяснил), но когда она подросла, то узнала, чем занимаются девочки, и пришла в восторг. И, вспоминая об утешении, которое дал ей Говард, сожалела, что первым родился не сын, но потом расстроилась, что Питер-младший может оказаться гомосексуалистом. «Как и его отец», — пришло ей в голову, но она оттолкнула от себя эту мысль. Ясно, что Питер не был стопроцентным гомосексуалистом, иначе зачем бы он оставался в браке с ней? И все же не была уверена, что они с Тони Эллиотом занимались только выпуском газеты о модах. У нее не хватало духа прямо спросить Питера. Она боялась того, что может услышать в ответ. С Питером ни в чем нельзя быть уверенным. Он мог рассказать о любых гадостях, если хотел шокировать ее. Ей не хотелось признаваться даже самой себе, но ее муж пугал ее, он непредсказуем, и она временами думала, что совсем не знает его, несмотря на восемь лет совместной жизни.
— Маргарет заберет вас из школы, — сказала Беверли детям.
— А почему ее сейчас нет? — осведомилась Салли.
— Ей удаляют зуб, дорогая.
— Что такое «удаляют»? — спросил Питер-младший.
— Папа объяснит тебе по дороге.
Питер потрепал губами волосы Беверли, и она поймала его взгляд, устремленный в низкий вырез белой ночной рубашки. Ее длинные волосы были стянуты сзади белой тонкой резинкой. В призрачном полумраке комнаты она чувствовала себя юной девушкой, а не женой и матерью.
— Ты похожа на девочку в маминой постели, — сказал Питер, будто прочитав ее мысли.
Дети выбежали в коридор. У Беверли было ощущение, что Питер хочет взять ее прямо сейчас, может, чтобы уравновесить ночное фиаско. Он очень специфически смотрел на нее.
— Мог бы меня подождать, — сказала она.
— Я пытался. Но так бывает.
— Ты тут же заснул.
— Трудный был день, я устал.
— А с Лу Маррон тоже уставал?
Питер поправил узел галстука, хотя все было нормально.
— На ужин меня не будет.
Беверли ждала объяснений, зная, что Питер слишком умен, чтобы лгать в деталях. Она поняла главные правила мудрого бизнесмена: лги меньше, ничего не объясняй без крайней надобности, а потом с честным лицом цеди ложь сквозь зубы.
— А я как раз хотела приготовить ужин по рецепту из «Лайфа», — сказала Беверли.
— Съешь сама, дорогая. Попробуй еще поспать.
— Да, дорогой. Так и сделаю.
Через минуту после его ухода Беверли вылезла из постели, надела бледно-голубой халат поверх короткой ночной рубашки и пошла в гостиную, где над софой висела картина Джона Халтберга. Картина нравилась Беверли, потому что унылый пейзаж был изображен через окно, все было неясно, размыто. Беверли купила его в галерее Марты Джексон в состоянии опьянения, и у нее было ощущение, что она видит мир сквозь мутное стекло и откуда-то издали.
Такое же чувство было у нее и сейчас, когда налила себе чистое старое виски и залпом проглотила его. Спиртное очень плохо действует при мигренях, оно лишь усиливает боль, и Беверли часто удивлялась, почему она продолжает так себя мучить. Ее передернуло от виски. Она покачала головой — подсознательный жест всех алкоголиков, как бы говорящий: «Нет, нет», тогда как их действия говорили: «Да, да».
Беверли было все равно, что она пьяна, во всяком случае, это ее волновало не больше, чем когда жила в Гарден-Сити. Теперь она не пряталась от Маргарет. А что касается Питера, то знала, что он не будет всерьез осуждать ее и не попытается остановить. Разве что иногда скажет: «Если бы ты не пила так много, дорогая…» Мягчайший выговор, и Беверли понимала, почему он так поступает. Питер даст ей пройти весь путь до конца, если она не будет вмешиваться в его жизнь. Взаимная договоренность. Никаких объяснений, никаких проклятий, спокойное взаимопонимание между дружественными врагами, которое позволяет друг другу заниматься своими грязными делишками.
— Убирайся, убирайся!
— Счастливые дни вернулись!
Да, у нее остались паршивые попугаи, и это было еще одной уступкой воле Питера, потому что она ненавидела птиц с самого начала и все-таки не избавилась от них, когда переезжала на Манхэттен.
— Дети, — сказал Питер, — очень их любят, ты знаешь?
— Нет.
— Дети начинают новую жизнь. Это будет нелегко. Они столкнутся с незнакомым окружением, так что нельзя лишать их привычных вещей.
Беверли знала, что и Питеру-младшему, и Салли нет дела до птиц, но у нее не было сил спорить. Она чувствовала себя виноватой в том, что лишает детей корней, лишает их отца, так теперь еще выбросить оранжевых птиц, которые истошно орали?
— Если бы у них был побольше репертуар, — сказала Беверли своему отражению в зеркале в гостиной.
Маленькая девочка в коротенькой рубашке и халате исчезла, вместо нее из зеркала смотрело изможденное, мятое лицо. Беверли видела опухшие глаза, морщинистую кожу, выражение отчаяния на лице и подумала, что на кинозвезду она не похожа. Новый ночной крем «Спящая красавица» не смягчал кожи, как обещала этикетка, не сглаживал морщин, они тут же проступали наружу, стоило удалить крем. Глядя на себя в овальное зеркало, Беверли решила, что «Спящей красавице» не удалось пробудить уставшую женщину. Она высунула язык. Он был покрыт белым налетом.
— Я разрушена.
А в марте ей стукнуло всего лишь двадцать девять, и было это семь месяцев тому назад. Она вплотную подошла к тридцати. Мысль, что уже никогда не будет двадцатилетней, сейчас ужаснула Беверли больше, чем когда-либо. Нереально быть тридцатилетней. Нереально, но неизбежно: молодость и страстные надежды исчезли навсегда. Она всхлипнула, вспомнив слова Питера, что ее жалость к себе не знает границ.
— А почему я не должна жалеть себя? — спросила у него Беверли. — Что у меня есть? Чему я училась? Ничему. Только быть женой, матерью и играть в теннис, когда хорошо себя чувствую.
— Ты молода. Ты могла бы многому научиться, если бы захотела.
— Нет. Мечты исчезли.
— Только если хочешь быть неудачницей.
Ну, таков был ответ Питера на ее истерику, но что он знает? Питер сильнее ее. У него нет таких сильных чувств, как у нее. Она читала его колонку в последнем номере «Тряпья», стиль огорчил ее до слез. Скучища. Питер затронул тему длины юбок и утверждал, что мини уходят, а миди и длинные юбки становятся модными. Он во всем обвинял американских дизайнеров Нормана Норелла и Билла Бласса, которые сидят в своих полосатых апартаментах, смотрят ночное шоу Лупе Велеса и придумывают, как еще больше обезобразить женскую фигуру.
«Скоро они вернут накладные плечи, как у Джоан Кроуфорд», — заключал колонку Питер.
Скуку у Беверли вызывало все. Неужели можно всерьез загореться размышлениями о нескольких лишних сантиметрах ткани, когда люди гибнут во Вьетнаме, а мир содрогается от ужаса ядерной катастрофы?
— Кому какое дело до оборок и рюшек? — сказала она Питеру после чтения. — Или накладных плеч? До всего этого? Ты думаешь, что в Солт Лейк Сити до сих пор ходят на острых каблуках, отставая от моды на семь лет?
