Джойс Элберт - Безумные дамочки
Один из листков начал сворачиваться от огня, Симона видела, как последняя строчка на странице превратилась в пепел. Она гласила: «Плохая эрекция и неверная эякуация всегда исключают оргазм».
Когда Роберт вернулся с огромной кастрюлей, в которой обычно варил омаров, он заревел:
— Убери бумаги, идиотка!
Она схватила листы, а он залил водой пламя. Раздалось шипение, а потом воцарилась мертвая тишина. Симона смотрела на бумагу в своих руках. Взгляд уловил еще одну строчку: «В случае с фетишизмом, связанным с ногами и обувью, терапевт анализирует свободные ассоциации пациента, пытаясь уловить вытесненные и болезненные образы в подсознании».
Эта фраза напомнила ей о дорогом докторе Хокере и о том, что лучше было бы ей после похорон пойти на работу, а не навещать Фингерхуда. Чего она этим добилась? Тело было липким от шампанского, Роберт наорал на нее. Секс не волновал. Может, ей бросить все и уйти в монастырь? Если бы она не была так озабочена оргазмом, у нее было бы время для какого-нибудь полезного занятия. Например, брать уроки балета или рисования. Она представила себя великой балериной, и самым приятным в этих мечтах было то, что у танцоров нет времени для секса, он им не нужен, они слишком заняты непрерывными репетициями.
— Да, в трудную минуту ты помогаешь по-настоящему, — услышала она голос Роберта.
— Когда я буду танцевать в балете, ты пожалеешь о своих словах. — Она вручила ему остатки манускрипта и тут же осознала, как он огорчен. — Что будешь делать с диссертацией?
Он смотрел на рассыпанный пепел на обгоревшем столе.
— Попробую восстановить. У меня остались черновики.
— Тебе худо, я понимаю, извини, что я растерялась. Никогда раньше не видела пожар вблизи.
— Надо было мне погасить свечи до того, как мы пошли в спальню.
Симона понимала, что он хочет сказать: И ради чего? Она чувствовала себе не лучше: отвращение, усталость. Это один из худших дней в ее жизни. Ей сегодня вообще не следовало вылезать из постели. Все звезды сейчас против нее, но она не стала говорить об этом Роберту, потому что он презирал астрологические объяснения. (Дома надо будет посмотреть таблицы и проверить положение Луны — это может объяснить все сегодняшние события.)
— Я оденусь, — сказала Симона.
Перед самым уходом она спросила, как у него развиваются дела с Анитой.
— Анита до сих пор без ума от капитана Бейли, — ответил Роберт.
— Ой, я забыла сказать, что столкнулась в подъезде с Джеком-Улыбкой.
— А так все у нас хорошо.
— Рада слышать. — И это была чистая правда, потому что приятно узнать, что Роберту не лучше, чем ей. — Я хочу спросить, а почему ты разошелся с Беверли?
— Во-первых, она много пьет, а во-вторых, я не выношу ее детей.
— Другими словами, это ты ее бросил.
— Об этом я и говорю.
— Интересно, — пробормотала Симона.
— Что?
— А Беверли утверждает, что она бросила тебя. Сказала, что ты вечно сидишь дома, никуда не хочешь ходить, а это очень скучно.
— Скучно, что она пьет. Впрочем, Беверли верит в свои фантазии. Как и все пьяницы. Потому и невыносимы. Они не отличают реальности от фантазий. Это одно из следствий повреждения мозга алкоголем.
Симона не принимала холодного взгляда Роберта Фингерхуда на жизнь.
— Хотел бы познакомиться с другой девушкой?
Роберт впервые оживился после пожара.
— Кого ты имеешь в виду?
— Лу Маррон. Бывшая любовница мистера Сверна. После похорон мы с ней перекусили, и она сказала, что бросает Питера.
— Какого Питера?
— Питера Нортропа, мужа Беверли.
— Я не знал, что у них роман. Это не та девушка, что писала об Аните?
— Она. Лу потрясена смертью мистера Сверна. Считает, что убила его изменой с Питером.
— Она сказала, что хочет со мной познакомиться? — нервно спросил Роберт.
— Не совсем. Ты же не считаешь, что в таком состоянии она будет мечтать о другом мужчине? Но она заинтересовалась, когда я сказала, что, наверное, вы оба были в Лемурии.
— Что за бред?
Если кто и может скрутить рога Фингерхуду, то как раз Лу Маррон, с мстительной радостью подумала Симона.
— На дне Тихого океана. Мудак.
Первое, что сделала Симона, вернувшись на Пятьдесят седьмую улицу, это посмотрела цену на банке с собачьими консервами. К сожалению, та стоила всего тридцать один цент. Она не представляла себе, как может сэкономить на них, чтобы позволить себе бутылку шампанского, когда клитор пошлет предупреждающий сигнал. Пока изучала банку (на которой был нарисован улыбающийся кокер-спаниель), Чу-Чу смотрел на нее влажными блестящими глазами, как бы предупреждая, что он не хочет менять свой рацион.
— Наверное, есть другой вариант, — сказала Симона, расцеловав пуделя. — Надо спокойно подумать.
Через секунду она прозрела. Если не будет спать с мужчинами, которые не могут добиться ее оргазма, ей не надо будет тратиться на дорогие противозачаточные таблетки, и она сумеет позволить себе покупать сухое шампанское. Она может и выпить, и обтереться им, возбудиться и успокоиться. Фантастическая идея! Почему она не приходила ей в голову раньше? Потом вспомнила о Стиве Омахе, его выдающихся усах, которые обещали какое-то мистическое удовлетворение. Он будет последним, твердо решила Симона, последним в длинной цепи тех, от кого она ждала оргазма, и если с ним ничего не получится, прочь таблетки и да здравствует шампанское! Бедный доктор Хокер. Ему придется искать новую жертву с маленькими ступнями для откидывающегося кресла.
Симона разделась уже во второй раз за день и надела свободный трикотажный комбинезон. Затем включила кондиционер, который доктор Хокер подарил ей в первый день работы, когда пожаловалась на духоту в квартире. Она до сих пор восхищалась этой машиной. Нужно остыть до принятия ванны и избавиться от спермы Фингерхуда, которая сейчас металась в ней и безуспешно пыталась оплодотворить ее хорошо защищенные яички. Ей стало легче, когда она решила отбросить свои сексуальные проблемы. Симона вполне резонно считала, что Стив Омаха (хоть и с роскошными усами) преуспеет не больше, чем все остальные засранцы в ее жизни.
Стоя под душем, она услышала телефонный звонок (это, конечно, Стив!) и вылетела из ванной, обтираясь полотенцем с астрологическими знаками и расплескивая воду по всему полу.
— Привет, — сказала Беверли. — Ты так дышишь, будто только что вбежала в квартиру.
— Нет, из душа. Я жду звонка от нового мужчины.
Симона различила в трубке позвякивание, и заплетающийся голос Беверли произнес:
— Я не могу уследить за тобой. Каждый раз слышу о новом мужчине. Теперь это кто?
— Его зовут Стив Омаха. Он художник, и я познакомилась с ним утром, представь себе, на похоронах. Мой бывший босс умер. Мистер Сверн. Стив — его племянник, и мы встретились в часовне Риверсайд. Как раз твоя старая пассия Лу Маррон и познакомила нас. Знаешь, я родилась во французской деревушке, но Нью-Йорк мне кажется тесным до безобразия. Даже не верится.
— А я верю, — мрачно сказала Беверли.
— Ты о чем?
Симона услышала, как Беверли что-то отхлебнула. Виски, конечно.
— Ни о чем, — сказала Беверли.
Подумав о Лу и Питере, Симона почуяла, что пахнет жареным.
— Ты что, встречалась с Лу?
— Однажды.
— И что было?
— Мы устроили оргию.
— Слушай, правда, Беверли…
— Что правда?
— Ты пьяна.
— Конечно. Я пьяна, и мы устроили оргию. Разве это не совмещается?
Симона вспомнила слова Роберта об алкоголиках и их фантазиях.
— Как раз в это мне трудно поверить.
— Тем не менее это правда.
Было что-то в ее тоне. Что-то. Симона поверила ей, возможно, потому, что она не хотела верить ничему, что говорит Фингерхуд.
— Ладно, — сказала Симона, — после Мексики ты сильно изменилась.
— После Гарден-Сити тоже. Я сейчас веду двойную жизнь, тебя это должно заинтересовать. Я разрываюсь между мужем и очень милым англичанином, которого подсунула твоя подруга Анита.
— А, да, Йен.
— Ты его знаешь? — быстро спросила Беверли.
— Нет. Видела его один раз на вечеринке у Аниты. Он тебе нравится?
— Да, очень. Он очень мил по сравнению с мерзавцем, за которого я вышла замуж. Анита сделала мне подарок. Не понимаю только, почему?
— А я понимаю.
Возникла пауза.
— Ну, продолжай, — сказала Беверли.
— Он ищет женщину с деньгами, а у тебя они есть.
— Йен?!
— Нет, Гарри Беллафонте.
— Не шути, Симона.
— Конечно, Йен. Йен Кларк. Он работает в этом дурацком телешоу.
В трубке звякнул стакан.
— Я тебе не верю, — сказала Беверли. — Насчет денег.
— Ну и ладно. А я не верю, что ты знаешь, что такое оргия.
