Джойс Элберт - Безумные дамочки
— Дэвид любил меня, — сказала Лу. — Я это знаю. И он бы женился на мне, если бы не его жена. Мне все равно, что она сейчас говорит. Может говорить что угодно. Дэвид уже не возразит. Ей кажется, что он любил ее и не хотел развода, но я лучше знаю. Он чувствовал себя слишком виноватым, чтобы просить о разводе. — Лу прикончила вторую порцию коньяка. — Он чувствовал вину из-за сына.
— Какого сына?
— Ты не знала? Я думала, что в любой конторе люди знают все.
— До сих пор и я так думала, — откликнулась Симона, думая, что надо возвращаться к доктору Хокеру, иначе будут неприятности, но у нее не было ни малейшего желания провести остаток дня в созерцании мозолей и вросших ногтей. Может, ей позвонить Гарри и сказать, что так расстроена, что не может сегодня работать, она отработает этот день на следующей неделе (или лишний раз трахнется в откидном кресле).
— У них был сын, он умер при рождении. Что-то связанное с кровью. После этого они боялись заводить детей. А вдруг умрет и следующий? Врач сказал, что на это существует один шанс из тысячи, но они слишком боялись.
— Я об этом не знала.
— Это было очень давно. Дэвид старался не вспоминать об этом. — Лу бросила на Симону извиняющийся взгляд. — Извини за инцидент в туалете. Мне не следовало давать волю рукам. Но зачем ты это сделала? Зачем ты рассказала Дэвиду обо мне и Питере?
— Мне было так жаль его.
— Жаль? — закричала Лу, и люди вокруг в удивлении оглянулись на нее. — Если жаль человека, то не бьешь его по яйцам.
— Я не думала, что на него это так подействует. Мистер Сверн был очень несчастен, и я решила, что, узнав о тебе, забудет все, и ему станет легче. Он так любил тебя.
— Правда, любил? — робко спросила Лу.
— Просто боготворил. В магазине все об этом знали. И гордился тобой. Ты бы видела, как он хватался за каждый номер «Тряпья», если в нем была твоя статья! Если видел ее там, то весь день сиял от счастья.
Лу закурила, улыбнулась и прислонилась спиной к дешевой пластиковой стене кабинки.
— Она лгала. Раньше у него никого не было. Она из ревности хотела меня уязвить. Ты не слышала, был у него кто-нибудь раньше?
— Не знаю. Я недолго работала. Меньше года.
— Но ты бы знала о слухах. Знаю я все эти конторы.
— Я ничего не слышала, — искренне сказала Симона.
— Конечно, нет. Потому что ничего не было. Никого не было. Она лжет. Как лгала Дэвиду о своем здоровье. Ты ее видела. Она тебе показалась больной женщиной?
Симона едва не сказала, что Дэвид Сверн тоже выглядел здоровым, но решила промолчать и отрицательно покачала головой.
— Она здорова, как лошадь, — продолжала Лу. — Она переживет всех нас, эта жуткая женщина. В последние годы Дэвид не мог спать с ней. У них были раздельные спальни. Она допекала его все время и чего добилась?
— Попробуй забыть об этом, — сказала Симона. — Тебе же хуже становится. Забудь. Думай о будущем. О Питере.
— Питере?
— О Питере Нортропе.
— О Питере? — недоверчиво переспросила Лу. — О чем ты говоришь? Ты же не думаешь, что после этого я могу…
Теперь, в свою очередь, удивилась Симона.
— Ты же не виновата в смерти Дэвида. При чем здесь ты, если у него оказалось слабое сердце?
— Глупая, у Дэвида сердце было не слабое. Он умер из-за того, что его разбили. — Лу закрыла лицо руками. Браслет от «Картье» сверкал в лучах лампы. — Я его убила! Я!
Мужчины по соседству перемигнулись и заказали еще по кружке пива.
После звонка доктору Хокеру Симона позвонила Роберту Фингерхуду, который писал шестьдесят четвертую страницу своей диссертации.
Симона неожиданно вспомнила, что сегодня среда и Роберт не мучает ребят в Детском центре, а поскольку она не пошла на работу и заняться ей было нечем, то попросила угостить ее чашечкой кофе. Если бы не знакомство со Стивом Омахой, она не осмелилась бы позвонить Фингерхуду. Но то, что Стив позвонит ей, было как козырный туз в рукаве.
— Заходи, — сказал Роберт, — у меня как раз есть хорошее шампанское.
— С каких это пор ты стал таким обходительным?
— С тех пор, как ты ушла от меня, Рима.
— Не я ушла, а ты меня выгнал. Забыл?
— Ладно, заходи. Хорошенько отдохнем.
— Сомневаюсь, но сейчас приду.
Лу приканчивала четвертый двойной коньяк, когда Симона вернулась из телефонной будки.
— Я еду к своему старому другу, — сказала Симона. — А что ты будешь делать?
— Вернусь в редакцию.
Интересно, подумала Симона. Когда человеку худо, он стремится вернуться к старому знакомому или на привычное место. Для Лу это была работа, а для нее, как ни смешно, Фингерхуд. И в самом деле мечты умирают с трудом.
— Что за старый друг? — спросила Лу.
— Фингерхуд. У него есть холодное шампанское.
— Когда-нибудь я встречусь с этим сукиным сыном.
— Зачем?
— Не знаю. Слишком часто слышу его фамилию в последнее время.
— Он тесно связан с твоей кармой, — задумчиво сказала Симона.
— Я не спрашиваю, что это значит, — ответила Лу, допивая коньяк.
— Наверное, вы были знакомы в Лемурии.
— Это где?
— Сейчас она на дне Тихого океана неподалеку от Лимы. Это, как и Атлантида, утонувший континент. Сначала я думала, что Роберт Фингерхуд был с нами в Атлантиде, но сейчас считаю иначе. Скорее, он был в Лемурии. Может, именно поэтому он не может закончить свою диссертацию.
— Не вижу никакой связи.
— Ты не понимаешь, о чем идет речь.
Приятно очутиться в безопасном уютном такси, подумала Симона несколько минут спустя, и ехать к человеку, который едва не разрушил твою жизнь, а теперь ничего для нее не значил. То, что она резала вены из-за Роберта Фингерхуда, теперь удивляло ее. Он был сейчас так далек от нее, так обыденен, просто еще один мужчина в ее безумной жизни, а она чуть не покончила с собой из-за него. Симона сомневалась, что может еще раз так сильно увлечься кем-то. Наверное, человек учится защищать себя. Она любила Роберта. Вот что удивительно. Она так верила в их совместное будущее. Какой же была наивной дурочкой.
Такси выехало на Лексингтон авеню, и Симона вспомнила, как хотела забрать Чу-Чу у Аниты на следующий день после вечеринки, какой радостной она была на зависть Аните. Что означала эта радость? Детские фантазии, мечты о сказочном романе. Роберт рассказал ей сказку о Маленьком принце, а она и растаяла. Он еще сказал, что Достоевский писал, что любовь для среднего класса ушла в прошлое. Гарри Хокер, откидное кресло, крохотуля с больным пальцем, Стив Омаха со своей дрянью (она еще не знает, с какой). Вот это реально.
В такси было стекло, отделявшее пассажира от водителя, на которое скотчем прилеплено рукописное объявление: «Чихание и кашель распространяют заразу. Прикрывайте рот и нос».
Это было самое дурацкое объявление, которое видела Симона в своей жизни, и она была рада, что в сумочке у нее есть салфетки на случай безудержного кашля. Нос у нее уже зачесался. Водитель, наверное, полный кретин.
— Жаркий сентябрь, — сказал он.
Симона посмотрела на брошь, прикрепленную к подолу.
— Жара меня сегодня не волнует, я еду с похорон, так что у меня есть о чем подумать.
— Надеюсь, не кто-то из близких?
Ей пришло в голову, что у нее не хватит денег расплатиться, тунец выбил ее из седла.
— Всего лишь мой отец, — ответила она.
Оказалось, шофер легко согласился взять чек.
— Мне очень неловко, — начала она скорбным голосом.
— Ничего, малышка. Не думай об этом. Не каждый день умирает твой старик.
— Вы очень милый человек, — сказала Симона, выходя из машины. Она думала, потеряет ли шофер веру в человечество, когда чек не оплатят, потому что у нее на счете только один доллар.
Симона в дверях столкнулась с Джеком Бейли. Он был в форме пилота, и изо рта у него пахло мятой. Анита рассказывала, что перед полетом он всегда жует мятные таблетки, чтобы заглушить запахи бурно проведенного вечера. Глаза у него, как всегда, были холодными, и Симона в очередной раз поклялась не летать на самолетах его компании. Как говорила Анита, Джек был в отчаянии, когда вторая жена бросила его и потребовала алименты, и, напившись, он признался, что иногда ему хочется утопить всех пассажиров в Атлантическом океане.
— Конечно, Джек никогда этого не сделает, — уверяла Анита, но у Симоны такой уверенности не было.
В нем была ирландская чокнутость, которая вполне уместна, если бы он читал стихи в каком-нибудь подвале Сан-Франциско, но пугала, если он властвовал над жизнью невинных людей.
Джек отдал честь Симоне, механически улыбнулся и сказал:
— Приветствую. Крепитесь.
— Спасибо за проникновенный совет, — бросила она, внутренне кипя от негодования.
Роберт Фингерхуд сидел в плавках, потягивал шампанское и писал диссертацию при зажженных черных свечах.
