Джойс Элберт - Безумные дамочки
За раввином шла миссис Сверн, теперь уже рыдающая, с одной стороны ее поддерживала женщина ее возраста, с другой — мужчина в галстуке и с огромными черными усами. Симона со значением ткнула локтем Лу.
— Вот она.
Лу кивнула, но взгляд ее был прикован к усатому мужчине.
— Стив Омаха! А он что здесь делает?
— Он славный, — сказала Симона, думая, взял ли кто-нибудь ее несчастные тампоны и что он с ними будет делать. — Даже с этой штукой на голове. Ты его знаешь?
— Несколько месяцев тому назад я брала у него интервью, но оно не пошло. Он, наверное, родственник Дэвида. Невероятно.
Усы Стива Омахи восхитили Симону. Это были самые густые усы, какие она видела, и у нее возникло подозрение, что они могут решить ее проблему с оргазмом. Но сейчас не время говорить об этом, особенно с Лу Маррон, которую едва знала, так что она прикусила язык, и они в молчании присоединились к процессии.
В главном вестибюле сразу стало ясно, что дело пошло как-то не так. Люди стояли по двое, по трое, возбужденно перешептывались, качали головами и пожимали плечами.
— Может, мистер Сверн ожил и вылез из гроба? — предположила Симона. — Вот было бы охренительно!
— Они говорят со служащими.
— Кто?
— Миссис Сверн и другая женщина.
— А если мистер Сверн вылез и сказал, что одурачил всех нас?
Лу смотрела на миссис Сверн.
— Интересно, что происходит?
Через секунду Симона поняла, что Лу хочет поговорить со вдовой Дэвида, это был ее последний шанс.
— У меня идея, — сказала Симона. — Почему бы тебе не познакомить меня с усами? Он стоит в одиночестве. У меня предчувствие, что он может помочь мне в одной проблеме.
— Какой? — подозрительно глянула на нее Лу.
— Я тебя мало знаю, чтобы обсуждать ее.
— Что-то прячешь в рукаве, да?
Все Львы склонны к паранойе, напомнила себе Симона.
— Да, у меня кое-что на уме, если ты это имеешь в виду, но ты этого не знаешь. Давай. Будь умницей. Познакомь нас.
— Если ты настаиваешь.
Сначала Стив Омаха не узнал Лу, но после нескольких слов вспомнил встречу в студии, фотографирование Сонджи Хени на черном льду, интервью, которое «Тряпье» так и не опубликовало.
— Так что? — спросил он у Лу.
— Я же послала письмо, где все объяснила. Вы его не получили?
— Я не заглядываю в почтовый ящик. Отнимает массу времени. Телефон. Вот мое средство связи.
— Мы случайно столкнулись здесь, — сказала Лу. — А какое вы имеете отношение к Дэвиду?
— Он мой дядя с материнской стороны. А вы? — Он повернулся к Симоне. — А вы? Вы, девушки, с чьей стороны?
— Ни с чьей, — ответила Симона. — Мы просто друзья. Скажите, почему люди все перешептываются? Все огорчены. Что-то не так?
— Да, — ухмыльнулся он. — Вы не поверите. Такое классное место, а у лимузина лопнула шина.
— Должны же быть другие лимузины, — вознегодовала Лу, не отрывая глаз от миссис Сверн и женщины, которые сейчас направлялись к ним.
— В том-то и дело, — сказал Стив Омаха, довольный происходящим. — Все до единого лимузины заняты. Мне сказали, что в сентябре куча смертей, особенно среди женатых. Знаете, конец лета, жены возвращаются и снова начинается грызня. Конечно, я не о тете Лил. Она золото. Сейчас все уладится, но я все равно вне себя. Даже похоронить нельзя без бардака.
Женщина с миссис Сверн оказалась матерью Стива. Когда Стив представил их, мать попросила его отойти на минуту.
Симона смотрела на уходившего Стива Омаху и печально думала обо всех годах, потраченных на поиски НОРМАЛЬНОГО мужчины. Какой же она была дурой! Во-первых, такого не существует, во-вторых, даже если он есть на белом свете, то, как она начала понимать, не заинтересует ее. Анита была права в одном, хотя и неприятно признавать это: ей нравятся извращенцы. Симоне стало легче после этой мысли, и она перестала ощущать, будто плывет против бурного течения. Может, это и называется зрелостью? Принимать неизбежное. Конечно, Роберт Фингерхуд не согласится с этой теорией, но что он знает о жизни, если сидит себе и мучает детишек дурацкими тестами? Маленький принц и Рима, девушка-птичка, встали перед глазами. Она давно их не вспоминала и скучала по ним. Воспоминание о них было похоже на возвращение домой.
— Может, Дэвид нарочно перевирал некоторые мои проблемы со здоровьем, а может, сам верил своим словам, — говорила миссис Сверн Лу.
Лу робко смотрела на нее, и Симона подумала, не попросят ли у нее другую салфетку (и новый конфуз с тампонами). Погрузившись в себя, она едва не позабыла о странной связи между двумя женщинами, которые впервые в жизни видели друг друга.
— Понимаете, — продолжала миссис Сверн, — много лет тому назад я сильно болела. И так и не выздоровела до конца. Я сочла более разумным такое поведение, мисс Маррон. Уверена, что вы меня понимаете.
— Вы все время знали обо мне, — сказала Лу.
— Как я, прожив тридцать два года с человеком, могла не знать?
— И вы прикидывались инвалидом, чтобы Дэвид не развелся с вами?
— Полуинвалидом. Больная жена. Это не совсем ложь. Я немного болела. Вы же не думаете, что вы у него первая?
— Вы хотите обмануть меня. — Губы у Лу некрасиво сжались в линию. — Как обманывали все эти годы Дэвида.
— Он хотел, чтобы его обманывали. Честно говоря, я не думаю, что его прельщала перспектива женитьбы на вас. Может, ему невыносима была мысль, что вы можете отказать. Может, ему невыносима была мысль, что вы примете предложение из жалости. А может, ему нравилось просто встречаться с вами раз в неделю, а не видеть вас ежедневно. Как бы там ни было, всех устраивало, чтобы речи о разводе не было.
— И вас тоже.
— Естественно, мисс Маррон, — улыбнулась миссис Сверн. — Я не хотела терять мужа. Теперь все кончилось. Мы обе потеряли его.
Все время, пока Симона работала в «Мини-Ферс», она жалела именно миссис Сверн, но, выслушав этот разговор, ее симпатии перекинулись на сторону Лу. Ее поразила ирония ситуации: все эти годы обманутой была любовница, а не жена. Глаза у Лу затуманились, она дрожала от того, что сейчас услышала. Симоне хотелось сказать ей что-нибудь. Как-то утешить, но ее саму немного трясло. Меньше всех она могла подозревать в неискренности Дэвида Сверна, и это лишний раз доказывало, как мало мы понимаем других людей.
К ним подошли Стив Омаха с матерью.
— Колесо заменили, тетя Лилиан, — сказал он. — Можно ехать.
— Давай сматываться, — шепнула Лу Симоне. — Меня тошнит.
— Мне тоже не по себе.
Стив Омаха извинился перед тетей и матерью, взял девушек под руки, как раньше держал пожилых женщин.
— Мне надо ехать на кладбище, — сказал он Симоне. — Паршиво, но что поделаешь? Мать очень расстроена.
— Может, когда-нибудь позвоните мне? — спросила Симона. — Я есть в справочнике. Я живу на Пятьдесят седьмой.
— Ласситье?
— Да. Кстати, какой у вас знак?
— Стрелец. Лучник.
— Великолепно! А я Весы. Прекрасно сочетается со Стрельцом.
— Кажется, меня снова вырвет, — сказала Лу. — Здесь так душно.
— Поговорим позже, — сказал Стив Симоне. — Позаботьтесь о своей подруге.
Симона послала ему воздушный поцелуй.
— Давай выпьем, — сказала Лу, когда они вышли на улицу.
— Конечно. Тебе действительно так плохо?
— Еще хуже, чем кажется.
Последние дни лета обдавали жарким влажным воздухом, и на Амстердам авеню солнце палило изо всех сил. Они зашли в бар для рабочих и сели в кабинку. Лу заказала двойной коньяк, а Симона чашку кофе.
— Сейчас обеденное время, леди, — сказал Симоне официант. — Между двенадцатью и двумя минимум стоимости заказа — тридцать пять центов.
— Тогда кофе и сандвич. Рыбный, пожалуйста, на тосте.
— У нас нет тостов, леди. Это не «Шрафт». Ржаной или пшеничный хлеб?
— Пшеничный.
Лу одним глотком выпила двойной коньяк.
— У меня ощущение, будто меня лягнули копытом в живот. У тебя так бывает?
Симона вспомнила, как открыла дверь и увидела на полу Беверли и Роберта.
— Да, и я тогда хотела покончить с собой.
— Покончить? Я бы убила их.
— Кого их?
— Любого, кто обидел меня. Поздновато думать о том, чтобы убить Дэвида, но если бы он был жив и я знала то, что мне сейчас рассказали… — Она потрясла кулаком. — Я бы так грохнула этого сукиного сына.
— А почему его? А не миссис Сверн? Ты же на нее сердишься.
— Я была дурой. Какой же я была дурой! Когда об этом думаю, я… — Она подозвала официанта. — Еще один двойной коньяк, пожалуйста.
Симона взяла сандвич с тунцом и луком и задумалась, каким окажется в постели Стив Омаха. Художники не славятся тонкостью и искусностью в любви. Она надеялась, что он не кончит сразу. От этого на стену лезла, а Нью-Йорк кишит такими одноминутными мужчинами. Она как раз ценила Роберта за то, что ему нужно было время, он умел сдерживаться. Большинство не умеют и не хотят. Они так озабочены своей карьерой и карабканьем по лестнице успеха, что на все остальное им наплевать. Творческие люди меньше торопятся. У них мозги не заняты встречами с продавцами, клиентами и прочей белибердой. У нее как-то была короткая связь с девятнадцатилетним художником. Только он кончал, как у него снова вставал. Был неловким, но чего ждать от девятнадцатилетнего парня?
