Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах
— Давайте сюда! Ломать надо.
Как по команде, из кузова выпрыгнула вся группа. Загрохотали приклады, и уже через минуту дверь распахнулась. Оставив двоих караулить снаружи, бандиты ворвались внутрь. Началась лихорадочная работа — тащили мешки, ящики. С полок летели банки. Солдаты им не мешали — в последний момент Калниньш передумал и часть людей оставил на улице, а часть перевел на чердак.
— Куда ты этих конфет набираешь? — раздраженно кричал Зигису вспотевший от натуги Аболтиньш. — Консервов побольше. Тушенку ищите! Тушенку.
А на улице уже шла молчаливая, почти бесшумная и короткая борьба. Калниньш с солдатами, выбив автоматы у стоявших на страже бандитов, крутили им руки. Аболтиньш, схватив с деревянной колоды мясницкий топор, взламывал в магазине кассу.
— Пустая, — со злой досадой сказал он, искромсав ящик.
И вдруг остолбенел, выронив топор, — в дверях со связанными за спиной руками появился один из «братьев» — долговязый бандит, в разодранной одежде, с окровавленным лицом.
— Все, ребята, крышка, — прохрипел он. — Бросай автоматы, мы окружены.
— Что-о? — отшатнулся в ужасе трактирщик.
— Они требуют, чтобы выходили по одному, без оружия. Обещают…
Но договорить он не успел — Аболтиньш выстрелил в него в упор. Тут же началась стрельба. Со звоном разлетелась витрина, полоснуло свинцом по полкам с бутылками, банками, разорвалась с треском граната…
— К черному ходу! Через склад… Давай! — что было мочи крикнул Аболтиньш.
Крикнул, бросил гранату, дал длинную очередь и, когда бандиты устремились к черному ходу, схватил Зигиса за руку и потащил в обратную сторону, к окну, перед которым стояла полуторка. Стрельба уже шла на улице, за магазином. А за разбитым прилавком притаились отец с сыном, прислушиваясь к удаляющимся выстрелам.
— Давай! — шепнул Аболтиньш. — Быстро…
Оба стремительно выпрыгнули в окно. Зигис бросился за руль, Аболтиньш вскочил в кузов. Грузовик рванул с места, помчался вон из поселка. Укрывшись за бортом, трактирщик выставил ствол автомата и посылал одну за другой короткие очереди. Неожиданно из-за поворота выбежал Петерис. В руках у него была винтовка, отнятая у Озолса.
— Стой! Стрелять буду, — крикнул он, сам не узнавая своего голоса.
Машина и не думала останавливаться. Петерис вскинул винтовку и, не целясь, несколько раз выстрелил в упор по водителю — в ветровом стекле полуторки паутиной разбежались трещины. Зигис откинулся на сиденье, одной рукой схватился за грудь. Между пальцами текла кровь. Он зло выругался и что было мочи надавил на газ — машина как-то странно вильнула и, словно разъяренный бык, боднула Петериса. Не успев охнуть, тот отлетел в сторону. А полуторка вырвалась на простор и понеслась к лесу. Но чем дальше уходили бандиты, тем непонятней вела себя машина: виляла, дергалась, наконец и совсем остановилась.
— В чем дело, Зигис? — Аболтиньш постучал по крыше кабины. — Что у тебя там?
Никакого ответа. Встревоженный отец поспешно выбрался из кузова.
— Ну, что там такое? — начал было он, распахивая дверцу, но тут же осекся — Зигис сидел, уронив голову на руль. — Зиги… Сынок… — в страхе прошептал Аболтиньш. — Ты ранен?
Он осторожно поднял голову сына, расстегнул куртку — и в ужасе отпрянул — грудь парня была залита кровью, глаза холодно и мертво смотрели в пространство, мимо отца.
В темной глубине леса, привалившись к старой сосне, сидел Озолс. Взгляд его был неподвижно устремлен куда-то в пространство, по обросшей щеке медленно ползла одинокая слеза. Он думал сейчас о своей горькой судьбе, о загубленной жизни, о том, что никогда уже не увидит этих сосен, не услышит родных голосов. Даже поплакать над его могилой будет некому.
Аболтиньш пробежал через поляну — мимо дымящегося еще костра, мимо лежащего на земле котла, обшаривая взглядом все вокруг.
— Озолс, — негромко позвал он и, не получив ответа, крикнул уже громче: — Озолс!
Ответа не последовало и на этот раз. Тогда Аболтиньш бросился к бункеру, соскользнул вниз, растерянно позвал: — Озолс, где ты?
В бункере было так же безлюдно, как и наверху. На нарах — там, где недавно лежал Якоб, валялась груда тряпья.
— Где тебя черти носят? — разъяренно рыкнул трактирщик и, брызгая слюной, крикнул: — Иди сюда, я говорю!
Постоял, бессмысленно глядя в распахнутый люк над собой и вдруг точно сломался — бессильно опустился на ящик возле стола; положил руки на неструганные доски, долго сидел так, будто каменный. Затем поднял голову, мутным взглядом окинул недопитую бутылку, остатки медовых сот рядом с ведром, потянулся было за самогоном, но тут же злобно отшвырнул бутылку, бросился по лестнице наверх.
— Озолс! — надрывно закричал он, и лесная глушь повторила. — О-олс!
Ломая кусты, не разбирая дороги, Аболтиньш бросился сам не зная куда, чтобы только не стоять на месте в бездействии. Но не сделав и нескольких шагов, застыл как вкопанный. Он, наконец, увидел Якоба, тот стоял совсем близко, рядом с высоким старым пнем. Но уже в следующую секунду Аболтиньш понял, что Озолс не стоит на земле, а висит на низком суку, почти касаясь мха ногами.
— А-а-а! — по-звериному закричал трактирщик и, уже совсем ничего не соображая, вскинул автомат.
Он стрелял до последнего патрона. Затем с ненавистью отбросил автомат и повалился на траву — все его тело содрогалось от безудержных рыданий.
ГЛАВА 20
Следователь листал дело.
Сидящая перед ним женщина — супруга крупного фашистского деятеля, дочь немецкого старосты — вызывала в нем двойственное чувство. Ему было и жалко ее ребенка, и надоело в который раз выслушивать заведомую, рассчитанную на простачка ложь. Чем так бездарно выкручиваться, выложила бы лучше начистоту — может быть, тогда он сумел бы ей хоть как-то помочь.
— На каком основании вы пытаетесь отрицать, что являетесь супругой некоего Лосберга? На развод-то вы хотя бы подавали? — устало спросил он.
— Я же объясняла. Фактически мы никогда не были мужем и женой. А когда вернулись, я сразу потребовала развода, но так получилось…
— Ну, хорошо, допустим, — вздохнул следователь. — Тем не менее вы проживали совместно в доме вашего отца. Вплоть до того момента, пока господина Лосберга не отослали на фронт. Кажется так?
— Никогда в доме моего отца он не проживал, с отчаянием воскликнула Марта. — Он приезжал, это правда… но все эти годы между нами не было супружеских отношений.
Следователь выразительно пожал плечами:
— Вы, вероятно, догадываетесь, что мне трудно учесть… интимную сторону вопроса. Тем более, ваш супруг, в силу известных обстоятельств, не может дать этих… существенных показаний. А факты — вещь неумолимая. Попыток к официальному разводу вы не предпринимали, брак ваш не расторгнут… Может, не будем возвращаться хотя бы к этому, вполне очевидному факту, гражданка Лосберг?
Марта потерянно молчала. Следователь перевернул страницу и раздраженно спросил:
— Когда вы в последний раз виделись с Рихардом Лосбергом?
— Я не помню дату… Это было накануне прихода советских войск.
— Он что, приезжал за вами?
— Да. Но я отказалась ехать.
— Так… А по каким мотивам? Ради чего вы остались?
— Потому что у меня с моим бывшим мужем нет ничего общего.
— Вот как, — холодно заметил следователь. Ну, хорошо. Когда вы в последний раз видели своего отца?
— В тот же день, когда приезжал Лосберг.
Следователь укоризненно взглянул на нее:
— А если вспомнить получше?
— Как, получше? — с отчаянием вскрикнула Марта. — Мне нечего вспоминать, отец ушел в тот же день.
— И вы его больше не видели?
— Конечно. Где я могла его видеть?
— Где? — холодно прищурился следователь. — Я думаю вам это известно не хуже меня.
Марта с тревогой и надежной подняла голову:
— Вы что-то знаете о нем? Где он? Что с ним?
— Знаем. В лесу, в вооруженной банде.
— Не может быть, — невольно вырвалось у нее.
— Могу зачитать показания арестованных при налете на ваш поселок бандитов. — Следователь поискал среди бумаг листок. — Вот здесь, в списке личного состава банды названо имя вашего отца. Впрочем, ознакомьтесь сами, — протянул он листок.
Марта взяла бумагу и, держа ее в дрожащих пальцах, долго смотрела на расплывающиеся строчки.
— Ну? Что вы теперь скажете?
— Я не знала…
Следователь тяжело вздохнул:
— Ну что ж… Примерно такого ответа я и ожидал.
— Послушайте, но я действительно… — растерянно пробормотала она. — Вы мне не верите?
— А вы сами себе верите? — не сдержался наконец следователь. — Замуж вышли в горячке. В Германию отбыли в беспамятстве. Брак не расторгнут, тем не менее вы пытаетесь от всего откреститься… Какой смысл так тупо отпираться? Ничего не знаете… Что отец был в лесу, что накануне налета приходил домой, истоптал весь сад… Вот фотографии следов, оставленных хромой ногой. Или вам и этого не достаточно?
